Жанна Монтегю - Наваждение

– Я бы ни за что в это не поверила, пока болела, – сказала она. – А теперь уверена, что получу огромное удовольствие от остальной части пути.

Все волновало ее: огромный сияющий корабль, воздух, напоенный запахами моря, волны внизу, увенчанные белоснежной пеной. Океан был огромен: она могла различить лишь воду и небо. И все же она чувствовала себя в безопасности, словно под нею была твердая почва вместо бездонной бесформенной темно-зеленой пучины, поглотившей на своем веку множество кораблей вместе с цеплявшимися за их обломки жертвами крушений.

Она не одна оказалась столь ранней пташкой: на палубе гуляли и другие пассажиры. Мужчины в летних костюмах, дамы в белых туалетах и легких шляпках – все наслаждались солнечным теплом. Всюду чувствовался праздник, тем более что капитан и команда облачились в тропические мундиры, – и это ощущение не покинуло Кэтрин, когда она спустилась в кают-компанию, где был подан завтрак. Здесь ей пришлось набраться храбрости, ведь она осталась в одиночестве. Седрик приказал стюарду принести кофе с пирожными к нему в каюту, а Филлис покинула ее, чтобы позавтракать с другими служанками и лакеями.

Кэтрин оглянулась, стараясь найти кого-нибудь, кто бы вызывал доверие. За столом сидели незнакомые ей люди: парочка, справлявшая свой медовый месяц и не сводившая друг с друга глаз, американский бизнесмен, постоянно с раздражением препиравшийся со своей супругой, и довольно молодая дама с джентльменом, чьи отношения не были ясны, хотя не вызывало сомнения то, что они хорошо знакомы. Кэтрин очень бы хотела, чтобы здесь оказался Седрик, так как самой ей не хватало храбрости завязать беседу или предпринять что-то еще: она лишь слегка притронулась к фруктам, булочкам и маслу, которые выбрала из предложенного меню, и лелеяла надежду, что вскоре научится держать себя непосредственно в обществе.

Завтрак кончился, но по-прежнему не было Филлис. Кэтрин нетерпеливо постучала туфелькой по полу в кают-компании, а затем решила преступить вердикт, согласно которому юной леди не позволялось оставаться одной. Она подхватила свой зонтик и экземпляр «Миддлмарга» [5]и снова поднялась на палубу.

Первой проблемой было разыскать свое кресло, и это оказалось нелегко. Она бесцельно слонялась туда-сюда, читая имена на табличках, прикрепленных к составленным тесными рядами креслам, когда за ее спиной раздался глубокий мужской голос:

– Могу я чем-нибудь помочь? Наверное, вы ищете свое кресло. Если вы соблаговолите назвать ваше имя, я наверняка смогу его отыскать.

Оказалось, что к ней обращается приятный на вид молодой человек, сидевший с нею за одним столом во время завтрака. Можно ли считать это обстоятельство равным тому, как если бы они были представлены друг другу? Кэтрин колебалась, не решаясь ответить. Прилично ли поддержать этот разговор?

– Благодарю вас, – нерешительно отвечала она. – Там должна быть табличка с надписью «мисс К. Энсон».

Через несколько секунд кресло было доставлено и расположено самым удобным образом.

– Вы позволите, я принесу сюда и свое? – осведомился молодой человек.

Это уж было слишком. Одно дело обменяться парой ничего не значащих слов, и совсем другое – разрешить усесться подле себя. «Проклятье», – подумала Кэтрин, разозлившись на весь свет. Но разве для нее самой эти условности имеют значение? Нет, ей приходится беспокоиться о том, что подумают другие люди, и в особенности дядя Седрик. Он терпеть не мог тех, кого именовал «ловцами удачи». И все же сейчас она сочла возможным на время позабыть о грозных предостережениях: разбитные волокиты, заинтересованные в ней лично, не так опасны, как те, кого привлекают ее деньги.

Проникшись мятежным духом, она кивнула в ответ, хотя и понимала прекрасно, что в глазах тех, кто знаком с правилами хорошего тона и привык проводить утренние часы, сплетничая по поводу других пассажиров, она совершает непростительную оплошность.

Она улыбнулась как можно дружелюбнее, и он ответил тем же.

– Меня зовут Уоррен Арнолд, – представился юноша. – А вы, как я понял, мисс Энсон. Мне позволено будет узнать, что означает инициал «К»?

– Кэтрин, – отвечала она и добавила: – Ведь вы американец, не так ли?

– Совершенно верно, мэм. Возвращаюсь домой, посмотрев на Старый Свет.

Она слышала, что американцы меньше привержены формальностям, чем европейцы. Это объясняло и его излишнюю общительность, и торопливое предложение помощи. Она скосила в его сторону глаза, пока он пододвигал свое кресло чуть-чуть ближе. Его бледно-голубые глаза контрастировали с загаром, покрывавшим мальчишеское лицо, а довольно длинная каштановая шевелюра завитками падала на уши. Во всем его облике ощущалось что-то искреннее и открытое: в улыбке, в глазах, в жестах. Она решила, что его вряд ли назовешь алчным охотником до чужих денег, так как его белый костюм хотя и носил следы небрежного обращения, был несомненно пошит каким-то дорогим портным.

Она обратила внимание на его пальцы: длинные и прямые, с тщательно наманикюренными ногтями правильной формы. Видимо, в отличие от костюма к своим рукам он относился с гораздо большим вниманием. Тяжелый труд этому человеку был явно незнаком. Придя к выводу, что она сделала правильный выбор, обзаводясь новым приятелем, Кэтрин выбросила из головы опасения насчет дяди Седрика.

Что за удивительная перемена! – думала девушка. – Сидеть на этой гладкой палубе в окружении незнакомых людей, обмениваться любезностями с приятным юношей, тоже незнакомым, наслаждаясь солнцем, ласкавшим ее руки и вытянутые ноги, ничего не делать и ни о чем не заботиться, кроме собственных развлечений. Неожиданно она рассмеялась, откинув голову на спинку кресла и уронив широкополую шляпу. Солнце вызолотило ее локоны и придало нежный оттенок ее чудесной коже.

– Не лучше ли будет открыть ваш зонтик, мэм? – оживленно предложил юноша. – Могут появиться веснушки.

– У меня всегда появляются веснушки от солнца, – отвечала она. – Это меня не тревожит.

– Вы совершенно необычная девушка. Я подумал об этом еще тогда, когда увидел вас за завтраком. Потому я и решился к вам подойти.

– Вы преследовали меня? – потупив взор, спросила она.

– Должен признаться – да. – Уоррен Арнольд тоже опустил глаза и уставился на свои крепко стиснутые руки.

Неожиданное признание привело ее в восторг, а его манеру говорить она сочла завораживающей. Если у Кэтрин и оставались какие-то сомнения, они тут же рассеялись. Никогда в своей жизни ей не приходилось флиртовать, и вот теперь она ощутила такую возможность. Все эти чудесные новые наряды должны же быть оценены кем-то еще, кроме дяди Седрика! У нее появилось чувство, словно она, распростившись со старыми идеями, выходит на яркий солнечный свет из душной темницы, думая: «Может быть, в конце концов я стала чуть-чуть более привлекательной…»