Жанна Монтегю - Наваждение

– Я не собираюсь жить одна, – ответила Кэтрин, нервно сжав складки траурного платья.

– Нет? – приподнял он бровь.

– Нет, сэр. Я ищу работу.

– Работу? – Это слово было ему в новинку. Молодой леди, такой, как Кэтрин, и думать-то об этом не пристало!

– В качестве гувернантки или, возможно, компаньонки какой-нибудь достойной дамы. – Хотя Кэтрин говорила ровным голосом, все внутри нее сжалось от напряжения. Лорд Седрик приводил ее в замешательство, и так было всегда, ведь он решительно не походил на всех, кого она знала. «Принят при дворе», – эта аттестация была весьма недалека от истины, и Кэтрин слегка стыдилась священнического звания своего отца, хотя и почтенного, но гораздо менее почетного и даже, может, старомодного.

Седрик всегда держался с ее отцом как с равным, и их дружба была самой тесной, но миссис Даулинг в свое время объяснила Кэтрин, что он – титулованная особа и ведет весьма рассеянный образ жизни, – еще бы, он из высших слоев общества, и законы для таких не писаны. Ах, как он был интригующе порочен! Эта порочность ощущалась в его голосе, манере говорить, самоуверенности, подчас – в нечаянно проскользнувшей скабрезности или в привычке постоянно поминать черта. И все же он притягивал ее. У нее было чувство, словно ее пригласили на поиски приключений и открытий, неизмеримо далеких от жизни, которую она вела прежде.

Он нахмурился, а потом улыбнулся, провел рукой по прилизанным седеющим волосам и посмотрел на нее прищурившись, отчего в уголках его глаз появились едва заметные морщинки.

– Вы разыгрываете меня, да? Гувернанткой? Вы?

– Почему бы и нет? – Кэтрин выпрямилась на стуле, лихорадочно пытаясь найти веские аргументы. – Ведь в честном труде не может быть ничего унизительного. И я надеялась, что вы рекомендуете меня какой-нибудь достойной особе, которая ищет гувернантку. Мне необходимо обеспечить свое существование, и кроме того, я не могу больше оставаться здесь, ведь этот дом предоставляют вместе с работой.

Седрик откинулся на спинку кресла и, спросив позволения, зажег сигару и глубоко затянулся.

– Но ведь отец постарался вас обеспечить, не так ли?

– Папу не заботили подобные вещи. Он был выше меркантильных соображений, – отвечала Кэтрин, чувствуя, что подобное признание собственной бедности унижает и может быть поставлено в упрек ее отцу.

– Так, значит, денег у вас нет? – Седрик вытянул под столом ноги, не сводя глаз с ее лица, которое теперь проступало, словно в полутьме, подобно некоей драгоценной камее.

– Нет, – прошептала Кэтрин, прикусив губу и потупив взгляд.

– Значит, вы будете жить у меня, как моя подопечная, – с чувством произнес он.

– Нет, – повторила она, вскинув голову, и его поразила решимость, вспыхнувшая в глубине ее глаз.

– Почему? – «Боже, как я одинок, – с изумлением подумал он. – Прожито больше половины жизни, и в ней образовалась пустота, которую необходимо заполнить».

– Я не желаю никому быть обязанной.

– Кэтрин, послушайте меня. Вам ни в чем не будет отказа, – с трудом начал он, спотыкаясь на каждом слове. – Быть обязанной – ну что за глупость! Да это вы сделаете мне одолжение. С годами я стал чувствителен. Позволив мне заботиться о вас, вы поможете утолить мой душевный голод.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы обо мне заботились. – Ее улыбка потеплела, и она склонилась поближе, всматриваясь в его лицо. – Я бы хотела учиться – может быть, даже закончить колледж, ведь сейчас женщины могут себе позволить такое. Мне кажется, что я могла бы откладывать деньги со своего жалованья, например, для вечерних классов. И продолжить образование.

– Вы хотите превратиться в синий чулок? Да зачем же? – возразил он, подавшись вперед и накрыв ладонью ее руку. – Коль вам так угодно, вы можете сделать это, но позвольте мне хотя бы представить вас ко двору? Устроить в вашу честь бал? Ввести вас в общество?

– Представить меня королеве Виктории? – Ее смех зазвенел в темной зале, вспугивая сумрак по углам. – Не думаю, что это возможно. Вы не забыли, что я дочь викария? Да я же буду просто белой вороной.

– Я так не думаю, – горячо воскликнул он, пораженный тем, как от смеха преобразился ее облик. Да, у нее весьма живая, переменчивая натура, в отличие от Деборы – и все же она с избытком унаследовала очарование своей матери. – А вам известно, что ваша матушка была принята при дворе? Она получила разрешение и прошла все необходимые церемонии…

– …которые закончились ее обручением со священником. Да, я все знаю. Папа не придавал этому особого значения. – И она неожиданно помрачнела, словно новый приступ грусти осушил источник ее жизнерадостности.

Седрик вскочил, отпихнул стул и приблизился к ней. Подхватив со спинки стула черную кружевную шаль, он заботливо укутал ее плечи. Его руки оказались так близко от нежной шеи и затылка, укрытого под тяжелым узлом волос! Он наклонился и поцеловал ее в щеку, но она сидела неподвижно, словно статуя.

– Кэтрин, что бы вы ни думали, вы прирожденная леди. Позвольте мне сделать это хотя бы в память вашего отца и вашей очаровательной матери.

Она обернулась и посмотрела на него снизу вверх, неожиданно для себя подумав, что он высок, элегантен, что от него пахнет дорогим мылом и помадой для волос. И она поняла, что все это ей нравится, и оттого перспектива прожить жизнь гувернанткой – ни слугой, ни членом семьи в чужом доме – показалась ей еще более мрачной.

– Вы так добры, – произнесла она.

– И вы доверитесь мне?

– А почему нет?

«Черт, она же совершенно невинна, а я старый развратник, – подумал он. – Но если она согласится на мое покровительство, я полностью изменю свою жизнь. Уоллер будет в восторге!»

– И вы переедете ко мне? – Казалось, все его будущее счастье подвешено на тонком волоске ее решения, и он затаил дыхание, едва справляясь с бурей нахлынувших на него чувств: он вряд ли смог бы сейчас в них разобраться, но был уверен в одном: его порыв был совершенно бескорыстен.

Прежде чем ответить, она поднялась с места и прошла вместе с ним в гостиную – более уютное помещение, которое обставила сама сообразно своим вкусам и материальным возможностям. Кретоновые драпировки, глубокие удобные кресла, сосуды с благовониями, мерцавшие медной оплеткой, репродукции прерафаэлитов в резных рамках, множество книг, турецкие ковры приглушенных оттенков, а также очаровательные старинные безделушки, приобретенные по случаю или на распродажах.

– Присядьте, пожалуйста. Позвольте налить вам бренди? – предложила она, отыскивая в буфете графин.

Он кивнул, и вскоре Кэтрин уселась подле него на мягкий диван, держа бокал обеими руками.

– Вы поедете в Бристоль вместе со мной? – повторил он.