Жанна Монтегю - Наваждение

Было ли это сожаление, язвительность или невольное увлечение ею? Кэтрин так и не смогла разобраться, но чем бы это ни было, оно заставило ее покраснеть.

Она решила не обращать на это внимания и улыбнулась:

– Джентльмены…

– Мисс Энсон. – Они оба поклонились в ответ. Кэтрин покинула их, и хотя ей удалось заставить себя не бежать, а идти не спеша, тем не менее она не смогла удержаться и обернулась. Деклан не смотрел в ее сторону, он наклонился к полковнику, который был ниже его, и Кэтрин не могла не заметить, как великолепно сидит на нем вечерний фрак, подчеркивая широкий разворот плеч и прямую спину. Выгоревшие на солнце волосы, не стянутые сегодня ремешком, опускались до самых плеч. Нет, это не грубый торгаш и не разнузданный солдафон – это прирожденный джентльмен, достойный изящного окружения. Но почему же он тогда так настроен против нее? Правда, не сейчас – этого она не могла не признать, – но по крайней мере сначала. С самого начала их знакомство пошло по неверному пути, и теперь она сильно сомневалась, удастся ли что-нибудь исправить.

Комната для игр была довольно тесной, просто обставленной и преимущественно в неярких тонах. Даже звуки оркестра, игравшего в бальном зале, казались здесь глуше. Ничто не отвлекало игроков от жизненно важных сочетаний карт у них на руках. Два канделябра уотерфордского стекла освещала столы, крытые зеленым сукном, за которыми с десяток мужчин и кое-кто из дам не сводили глаз со своих карт и с кучки денег перед ними, которая росла – или, к ужасу некоторых, убывала.

Конечно, Адриен был тут. Вдвоем с Джеффом они играли в фараона против двоих незнакомцев, которые так увлеклись картами, что едва удостоили ее взглядом. Она положила руку на плечо Адриену, и сквозь кончики пальцев в ее кровь заструился пожар от прикосновения к теплому бархату его фрака: ей захотелось припасть губами к уложенным в прическу локонам, источавшим обворожительный аромат вербены. Он дал понять, что заметил ее присутствие, накрыв ее руку левой ладонью – в правой он держал карты, развернутые веером.

– Уокер здесь, – шепнула она.

– После, chérie, – нетерпеливо отвечал он и снова весь ушел в игру.

Она отпрянула в отчаянии. Было ясно, что он не намерен прерываться, даже в связи со столь важным обстоятельством, как появление на балу ее личного врага. В глазах у нее закипели слезы. Как она отныне нуждалась в знаках внимания с его стороны! Он стал ее путеводной звездой, светом ее очей. Прежде она и представить себе не могла, какая мука, наслаждение и восторг – быть влюбленной. Когда она не видела его, она чувствовала себя полумертвой, тревога снедала ее, пока она не видела его вновь, и хотя в эту минуту сердце ее трепетало от счастья, она так смущалась, что готова была сама скрыться.

Все эти чувства созрели в ней после той ночи, когда она во второй раз в жизни постигла значение физического акта, что происходит между мужчиной и женщиной.

В то утро она проснулась от пения птиц, радостным гимном встречавших рассвет. Еще не совсем придя в себя, она открыла глаза и увидела незнакомую комнату, едва освещенную первыми лучами зари. С трепетом протянув руку, она прикоснулась к Адриену, спавшему подле нее, его смуглая кожа темнела на белых простынях, волосы растрепались, а лицо зарылось в подушку, и горло Кэтрин сжалось от любви к нему. Ничего подобного она еще не испытывала ни к одному мужчине.

Все, что осталось у нее в памяти, – как они поднимались к нему в спальню и последовавшие за тем мгновения нежной страсти. По жилам ее пробежал трепет желания снова принадлежать ему, и она слабо улыбнулась. Конечно, они вели себя предосудительно, однако в душе она не чувствовала вины. Они поступили правильно, позволив до конца доказать взаимность влечения. Она уже не могла думать о нем иначе как о своем муже.

Однако необходимо было сохранить лицо перед гостями и пробраться в дом незамеченной, и она поднялась и принялась одеваться, стараясь не потревожить Адриена.

Держа туфли в руках, она нащупала обратный путь вниз по лестнице и дальше, к двери, застыв на пороге перед красотой просыпавшегося сада. Пышные благоухавшие цветы, яркая зелень, пронизанная пурпурными проблесками вперемежку с синим и серым небом, чье сияние на востоке потеснило ночную тьму. Лунная богиня отступила, словно призрак, уступая небосвод могучему Аполлону, выезжавшему на своей огненной колеснице.

Было восхитительно прохладно, на земле лежали клочья тумана, пронзенные лишь макушками самых высоких деревьев, и Кэтрин, раскинув широко руки и запрокинув лицо, от всего сердца благословила наступавший день. Чувствуя, как в ней бурлит жизненная сила и радость, она поблагодарила судьбу за то, что она привела ее сюда, в Луизиану.

– Я могу чем-нибудь помочь? – Голос Уоррена вернул ее комнату для игр, где ее Адриен целиком сосредоточился на лежавшей перед ним кучке долларов, а вовсе не на Кэтрин.

– Наверное, нам лучше выйти. – Ей было совершенно необходимо хоть с кем-нибудь поделиться тревогой при появлении ее ужасного соседа, а Уоррен всегда относился к ней с сочувствием. Он наверняка сумеет успокоить ее и что-нибудь присоветует, и его внимание прольет бальзам на ее взбудораженную душу.

Не раздумывая, он предложил ей руку и повел через раздвижные двери на галерею, где гости отдыхали между танцами, расположившись в креслах под бумажными фонариками. Ступени вели вниз, в тенистый сад, где прогуливались влюбленные парочки, в нескольких шагах за которыми следовали верные дуэньи.

Элиза, краем глаза отметив, куда направляется брат, поспешно высвободилась из объятий молодого ловеласа, с которым танцевала вальс. Непрерывно кокетничавшая, без умолку болтавшая, выглядевшая беззаботной и даже пустоголовой, она тем не менее зорко следила за всем происходящим. От ее внимания не укрылось появление Деклана, которого она моментально опознала благодаря описаниям Кэтрин – да и без того ее не смог бы не заинтересовать столь эффектный джентльмен.

Удары ее сердца участились. Это обещало возможность и поиграть в ее любимую игру, и натянуть кое-кому нос. Уоррену приспичило изображать верного рыцаря при Кэтрин, а остальные мужчины были для нее или слишком стары, или слишком юны. Ее тошнило от того сборища чопорных престарелых леди, которыми окружила себя Мадлен Ладур. Их интересовала лишь выпивка, еда, карточные игры да сплетни. А те замужние, кто помоложе, говорили либо о своей беременности, либо о детях и нерадивости своих нянек. Совсем же юные особы были заняты охотой на мужей, и их глазки разгорались при появлении любой фигуры, облаченной в брюки.

После того как она утешила своего партнера, пообещав ему следующий танец, Элиза поспешила в буфетную, грациозно покачивая бедрами, во весь рот улыбаясь Деламару и восклицая: