Ирина Пигулевская - Подлинная история графини де Ла Фер

Утром миледи разрывалась от двух противоречивых желаний. Ей хотелось бы провести несколько спокойных дней, но она боялась, что такой большой перерыв убавит ее решимость — следовало закрепить достигнутый успех. Она написала записку и, мечась по комнате, ждала Кэтти с ответом. Ответ поразил ее, но и успокоил. Видно, самой судьбе было угодно дать ей передышку — и она не стала противиться. Однако ей в голову пришла ужасная мысль.

— Боже мой, — прошептала она, — неужели он увидел, почувствовал?..

Ей сделалось дурно. Анна хотела подойти к раскрытому окну, но смогла лишь протянуть руку; ноги у нее подкосились, и она упала в кресло.

Кэтти тут же подбежала к госпоже с намерением помочь, расстегнуть корсаж, но Анна вскочила, как ужаленная.

— Что вам нужно?! — воскликнула она. — Как вы смеете прикасаться ко мне?

— Я думала, сударыня, что вы лишились чувств, и хотела помочь вам, — робко ответила служанка.

Анна не на шутку перепугалась.

— Лишилась чувств! Я! Я! — кричала она. — Уж не принимаете ли вы меня за какую-нибудь слабонервную дурочку? Когда меня оскорбляют, я не лишаюсь чувств — я мщу за себя, слышите?

Анна в этот миг сама была готова поверить в то, что говорит, но следовало сначала прийти в себя, и она знаком приказала Кэтти выйти.

Вечером миледи приказала ввести к ней д'Артаньяна, как только он придет. Но он не пришел. Зато пришел Рошфор, и Анна так обрадовалась дорогому гостю, что забыла о всех неприятностях. Они провели замечательный вечер.

На следующий день миледи настоятельно велела провести гасконца немедленно, как только он появится. Разговор с Рошфором навел ее на интересные мысли, и ей нужна была информация. Но и сегодня она ждала напрасно.

На третий день она решила написать ему записку с приглашением. Чтобы усыпить бдительность гасконца, Анна упомянула и лорда Винтера, который тоже, якобы, хотел видеть его.

Вечером, ровно в девять, д'Артаньян был в особняке на Королевской площади.

— Просите, — сказала миледи коротко, и, когда молодой человек прошел в гостиную, добавила: — Меня ни для кого нет дома. Слышите, ни для кого!

Лакей с поклоном вышел.

Вообще, Анна чувствовала себя не лучшим образом. Вопреки ожиданиям, или как раз в соответствии с ними, эта интрижка не доставляла ей особого удовольствия. Притворялась она достаточно успешно, но чувствовала себя как на тяжелом задании. Временами Анна проклинала свое воспитание и романтические бредни, которыми была забита ее голова.

«Если бы не помощь моего любезного друга, — думала она, краем уха выслушивая бредни д'Артаньяна и милостиво отвечая, — сейчас я чувствовала бы себя еще хуже. Главное только не влюбиться в Рошфора, как в свое время в Бекингэма, и все будет просто замечательно».

Взгляд д'Артаньяна сказал ей, что она выглядит не так, как должна бы. Мельком глянув в зеркало, миледи увидела бледное лицо и лихорадочно блестевшие глаза, что отнюдь не могло считаться признаками красоты. Причем это было заметно даже в полумраке гостиной.

Тем не менее гасконец продолжал осыпать ее комплиментами. Анна, сделав над собой известное усилие, приветливо улыбнулась ему и завязала непринужденный разговор. Верно говорят, что улыбка поднимает настроение: через короткое время она почувствовала себя просто замечательно и полностью завладела вниманием гостя. Их разговор скользил по верхушкам событий, никуда не углубляясь, но после беседы с Рошфором малейший намек говорил ей о многом. В конце концов она решилась спросить и про галантерейщицу, похищение которой ей приписала Кэтти. Беззаботным тоном она спросила д'Артаньяна, есть ли у него любовница.

— Ах! — отвечал молодой человек самым нежным тоном, на какой только был способен. — Можете ли вы быть настолько жестоки, чтобы предлагать мне подобные вопросы? Ведь с тех пор, как я увидел вас, я дышу только вами и вздыхаю о вас одной!

Миледи улыбнулась странной улыбкой. «Можно ли поверить, что я вспоминаю об этой лавочнице чаще, чем он? — подумалось ей. — А впрочем, в основном мужчины очень непостоянны».

— Так вы меня любите? — спросила она.

— Неужели мне надо говорить об этом, неужели вы не заметили этого сами?

— Положим, да, но ведь вы знаете, что чем больше в сердце гордости, тем труднее бывает покорить его.

— О, трудности не пугают меня! — воскликнул д'Артаньян. — Меня ужасает лишь то, что невозможно.

Положительно, гасконец был неукротим.

— Для настоящей любви нет ничего невозможного, — неосторожно возразила Анна. Она думала о своем, но прозвучало это как поощрение.

Д'Артаньян тут же пододвинул свой стул к креслу миледи.

— Послушайте, — сказала она, решив перевести разговор на другое, — что бы вы сделали, чтобы доказать мне любовь, о которой говорите?

— Все, чего бы вы от меня ни потребовали. Приказывайте — я готов!

— На все? — уточнила Анна.

— На все! — воскликнул д'Артаньян.

— Хорошо! В таком случае — поговорим, — сказала миледи, придвигаясь к д'Артаньяну.

— Я вас слушаю, сударыня, — ответил тот.

С минуту Анна молчала, пытаясь придумать подходящее задание для гасконца. Записка де Варда не давала ей покоя. Если он узнал о клейме — она пропала. Если бы можно было стравить этих двух…

— У меня есть враг, — сказала она.

— У вас, сударыня? — вскричал молодой человек, притворяясь удивленным. — Боже мой, возможно ли это? Вы так прекрасны и так добры!

Практически эти же самые слова Анна слышала десять лет назад.

— Смертельный враг, — твердо сказала она.

— В самом деле?

— Враг, который оскорбил меня так жестоко, что теперь между ним и мной война насмерть. Могу я рассчитывать на вас как на помощника?

Анна подивилась собственной кровожадности, но и д'Артаньян ответил не менее напыщенно.

— Можете, сударыня! — произнес он. — Моя шпага и жизнь принадлежат вам вместе с моей любовью!

— В таком случае, — сказала миледи, — если вы так же отважны, как влюблены…

Она замолчала, предоставив ему возможность о дальнейшем догадаться самому.

— Что же тогда? — просил д'Артаньян.

— Тогда… — продолжила Анна после минутной паузы («Господи, неужели он так туп!»), — тогда вы можете с нынешнего же дня перестать бояться невозможного.

— Нет, я не вынесу такого счастья! — вскричал гасконец, бросаясь на колени перед миледи и осыпая поцелуями ее руки, которых она не отнимала.

«Отомсти за меня этому презренному де Варду, — стиснув зубы, думала Анна, — а потом я сумею избавиться от тебя, самонадеянный глупец, слепое орудие моей мести!»

Д'Артаньян поднял голову.

— Я готов, — сказал он.

— Так, значит, вы поняли меня, милый д'Артаньян? — спросила миледи.

— Я угадал бы ваше желание по одному вашему взгляду.