Виктория Холт - Валет червей

— Случившимся с твоей матерью.

Я кивнула.

— Он всегда тяжело переживал любое ущемление прав дворян, а случившееся было прямым вызовом людям его сословия.

— Значит, его глубоко потрясло именно это, а не…

— Арман никогда не привязывался к людям по-настоящему глубоко. Но он сильно привязан к идеям, такой уж он человек. Ты этого не замечала? Те, кто призывает к соблюдению прав широких слоев населения, часто наплевательски относятся к правам индивидуумов, — таков и Арман. Так что его глубоко потрясло насилие над его сословием и подвигло на действия. Теперь он собирает своих друзей, которые хотят организовать вооруженные соединения, чтобы расправляться с агитаторами, выступающими в городах с речами. Похоже, именно они и вызывают брожение умов. Действительно, ведь один из них…

Я нежно сжала руку отца.

— Давай не будем говорить об этом.

— Ты права. Мне следует сдерживать себя. Слишком живы еще воспоминания. Так мы говорили о том, что Арман изменился и изменился к лучшему. Приятно видеть, что он способен проявить настойчивость хоть в чем-то. Я полагал, что этого уже не произойдет.

— И что они собираются делать?

— Я не знаю всех подробностей. Когда они обнаружат агитаторов, выступающих перед народом, то попытаются вступить с ними в дискуссию… а если возникнут осложнения, то будут готовы решить и эту проблему.

— Боюсь, что в стране слишком много осложнений, — сказала я.

— Да, моя милая. Иногда я пытаюсь говорить себе, как говаривал наш король: «После меня хоть потоп». Но до этого дело не дойдет. По всей стране собираются такие люди, как Арман. Вскоре они покончат с беспорядками. Временами мне кажется, что лучше было бы довести ситуацию до точки кипения и тогда разделаться с ними. Именно подводные течения, все эти попытки исподволь подорвать закон и порядок — вот что пугает меня.

Я чувствовала, что разговор опять приблизился к опасной теме, которая могла вернуть ужасные воспоминания. И хотя эти воспоминания всегда были близки к поверхности его сознания, я не хотела давать им возможность вырваться наружу. Я тут же заговорила о Шарло и поинтересовалась, каковы его успехи в шахматах, поскольку отец начал обучать его этой игре.

— Неплохо… В общем, неплохо. Конечно, ему не хватает необходимой сосредоточенности… но в один прекрасный день он заиграет по-настоящему.

— Ему нравится беседовать с тобой.

— Больше всего ему нравятся рассказы о замке, — отец улыбнулся. — Для того чтобы полностью удовлетворить его любопытство, мне приходится заглядывать в семейные хроники.

— Клодина тоже любит забегать к тебе.

— Ах, Клодина. Чудесная шалунья. Несомненно, присутствие детей действовало на него благотворно. Ну как же я могла отправиться к Дикону и лишить его их общества!

Я поклялась себе, что никогда не покину Обинье, пока отец жив.

Замок воздействовал и на Лизетту. Я поняла, что до того, как мы переехали сюда, она все время казалась чем-то неудовлетворенной. Она никогда не рассказывала о своем муже-фермере, а я не расспрашивала, поскольку быстро усвоила, что этот период ее жизни — нежелательная тема для разговоров. Правда, он дал ей Луи-Шарля, но, хотя она и гордилась сыном, особой нежности к нему не проявляла.

С тех пор, как мы вернулись в замок, она стала больше походить на прежнюю Лизетту, которую я помнила с юности. Она приходила ко мне в комнату причесать меня, и мы весело проводили время, придумывая новые прически. При дворе под влиянием наиболее экстравагантных дам они становились все более и более смехотворными. Дамы соревновались друг с другом в сооружении на своих головах башен, украшали их драгоценностями, перьями и даже чучелами птиц. Лизетта развлекалась, экспериментируя со своими и моими волосами.

Я всегда любила ее, но, узнав от отца трогательную историю ее происхождения, стала испытывать к ней особую нежность. И в то время, как она смеялась и разговаривала со мной, я нередко задумывалась над тем, как бы сложилась ее жизнь, если бы не вмешательство моего отца.

Мы болтали обо всем, что приходило в голову. Мы часто обсуждали наших детей, и я сообщила ей, что теперь, когда они уже подросли, мой отец хочет нанять для мальчиков хорошего наставника.

— Ну, с Клодиной мы еще некоторое время управимся сами, — сказала она, — но мальчикам в их возрасте, конечно, необходим наставник.

— Я уверена, отец быстро найдет подходящего человека. В общем-то он хочет подождать до тех пор, пока сможет съездить в Париж, чтобы переговорить там с нужными людьми. Ему хочется недобрать, действительно хорошего наставника.

— Конечно, это очень важно. А этот наставник… он будет заниматься и с Луи-Шарлем?

— Безусловно.

Я посмотрела на Лизетту в зеркало. Ее губы сжались — хорошо знакомое мне выражение лица. Я поняла, что она раздражена. Я знала, что она очень горда и не любит пользоваться чьей-то благотворительностью.

Я быстро сказала:

— Это хорошо, что у Шарло есть товарищ почти одних с ним лет. Я так рада, что у тебя есть сын, Лизетта.

— Ну конечно, прямо-таки ценное приобретение, — она уже пришла в себя и вновь улыбалась. — В последнее время, похоже, Арман изменился, — добавила она.

— О да, у него появилось настоящее дело. Граф рассказал мне о нем кое-что.

— Дело? Что за дело?

— Ну, знаешь, некоторых людей волнуют события, происходящие в стране.

— Неужели? — спросила Лизетта.

— Лизетта, уж ты-то должна бы была обращать серьезное внимание на эти вопросы.

— Почему?

— Потому что они касаются тебя.

— Как они могут касаться меня?

— Помнишь мою мать?

— О да, — тихо ответила Лизетта.

— Тогда в городе находился агитатор. Именно его речи и вызвали ярость толпы.

— Я знаю. Давай не будем говорить об этом. Это просто невыносимо. Твоя мать была такой очаровательной… доброй дамой.

— Похоже, эти агитаторы разъезжают по всей стране. Как правило, эти люди — превосходные ораторы. Ну, и кое-кто весьма обеспокоен происходящим. Даже Арман.

— Даже Арман? — повторила она мои слова.

— Да, и он со своими друзьями создают свою организацию.

— И что они собираются делать?

— Они хотят попытаться как-то справиться с ситуацией. Я не знаю подробностей.

— Ага… я понимаю. Арман определенно изменился. Похоже, он наконец нашел дело, которое действительно волнует его.

— Арман был потрясен тем, что случилось с моей матерью. Это явно его расшевелило.

— Вплоть до ненависти к черни?

— Ее в нем всегда хватало. Но он теперь начал понимать, какую опасность представляет собой эта чернь. Так вот, он со своими друзьями собирается что-то предпринимать. Думаю, это неплохая мысль, правда?

— То, что люди начинают осознавать происходящее, и в самом деле хорошо.