Кэтрин Гаскин - Зеленоглазка

– У тебя редкий талант, Эмми! Ты умеешь делать деньги. И ты еще совсем молодая. Интересно, что будет с тобой через двадцать лет?

Тогда от его слов повеяло таким холодом, что мне захотелось крикнуть прямо ему на ухо, что я провожу весь день в магазине, просиживаю вечера над дурацкими книгами только потому, что у меня просто нет больше выбора. Я хотела сказать ему, что долгие дни нужно чем-нибудь заполнять, а чтобы уснуть ночью, нужно по крайней мере устать. Но с того самого утра на конюшне в Лангли-Даунз, когда я услышала его разговор с Розой, я уже не могла рассказывать ему, что творится у меня в душе. Слова застревали у меня в горле. Я была слишком гордой, чтобы говорить с ним. Кроме того, я боялась лишний раз напомнить ему о своей любви, чтобы не спровоцировать его отказ. Поэтому я ничего не ответила ему, как не отвечала и в других случаях. С годами наше молчание становилось все более мрачным и напряженным.

Но ведь именно эти деньги, вложенные в свое время в магазин Лангли, позволят теперь Адаму стать совладельцем «Эммы Лангли». Наливая себе еще одну чашку чая, я подумала, что женщины, которые делают деньги, все же приносят определенную пользу. Однако, вспомнив, как говорил со мной Вильям Джексон, я вновь пожалела, что была одной из них.

Идти в холодную постель не хотелось – все равно Адама не было рядом, – и я решила немного подремать в кресле вместе с Ночкой. Внезапно я вздрогнула от стука в окно; я подалась вперед, чтобы вглядеться в оконное стекло, и кошке пришлось спрыгнуть на пол. Бросив на меня возмущенный взгляд, она присоединилась к Старателю, спящему у огня.

– Кто… кто там?

Время, уж точно, было позднее, и стучали очень тихо, почти неслышно. Я встала и подошла к самой двери, подумав, что те, кто предупреждал меня, как опасно жить одной в безлюдном переулке, были не так уж не правы.

– Это я, Эмми, – Пэт!

Я откинула щеколду, и он быстро проскользнул внутрь.

– Пэт, что такое? Что-нибудь случилось?

Он сам запер дверь. По тому, как он двигался, я почувствовала, что он взволнован и ему не по себе, но, когда он повернулся ко мне, на лице его была улыбка.

– Ну, теперь, может, все-таки поздороваемся? Неужели ты не поцелуешь меня, а, зеленоглазочка?

Я потянулась к его щеке, но он подставил губы. Он сжал меня в объятиях, пожалуй, слишком сильно, а потом рывком отпустил.

– У тебя есть что-нибудь выпить, Эмми? Есть виски?

Я пошла, налила в стакан виски и принесла ему. Одним глотком он сразу выпил полстакана, после чего упал в кресло против меня, на котором обычно сидел Адам. Одежда его была покрыта слоем пыли; пыль была и на лице, но даже сквозь нее проступали нездоровые круги под глазами. Обычно гладко выбритый, подбородок его был покрыт по крайней мере недельной щетиной. Сейчас он напомнил мне Дэна, но только из-за того, что выглядел старше, чем совсем еще недавно, в остальном же у них не было ничего общего: Дэн никогда, даже в самые трудные времена на Эврике, не позволял себе опускаться до такого состояния, как бы сильно ни уставал. Откинувшись на спинку кресла, он снова протянул мне свой бокал. Я наполнила его, а затем села напротив.

– Ты такая разодетая, а, зеленоглазка? Так шикарно выглядишь, осталось только нацепить жемчуга и бриллианты.

– Жемчуга и бриллианты пусть носит Роза, – сказала я сухо, – а, собственно, почему бы мне не быть разодетой? Я недавно приехала с помолвки Кона.

Теперь он пил свой виски уже более спокойно, а плечи его расправились на спинке кресла.

– Да-да, у Кона помолвка. Я получил приглашение – ты знала об этом, Эмми? Его прислала моя невестка, которую я никогда не видел, и на очень красивой открытке. Мы с Мэтом поставили ее на каминную полку. Смотрится просто отлично. Соседи упадут от восторга, если зайдут.

– Пэт, ну почему ты смеешься? Если Юнис послала открытку с приглашением, значит, она рассчитывала, что оно будет принято. Тебя там ждали.

– Да, ждали, что я приду посмотреть, как замечательно устроился мой братец Ларри, как удачно он женился на деньгах прямо в Мельбурне. Мне были бы рады до тех пор, пока я сидел бы тихонько и соблюдал все их дурацкие приличия. А знаешь, зачем на самом деле меня туда пригласили, Эмми? Думаю, что Ларри только сейчас понял, что Мэт Суини владеет некоторой собственностью, стоящей, чтобы ею заняться, а между тем он стар и отнюдь не вечен. И Ларри наивно полагает, что, подбросив мне немного деньжат, он сможет ее перекупить. Но тут он ошибается.

– Это все неправда, Пэт! Ты придумал это, чтобы у тебя была причина не приходить в дом Ларри. Но у него тоже есть гордость. Не будет же он приезжать к Суини и упрашивать тебя приехать. Он и так сделал жест…

– Вот именно – жест! Это был именно жест с его стороны, чтобы успокоить свою совесть. Так что если я не приехал, то только потому, что не знаю, как вести себя в приличном обществе, уж простите! Да черт со всем этим, Эмми! Я пришел к тебе не для того, чтобы говорить о Ларри.

– А для чего?

– Мне нужна помощь. Поэтому я пришел. Ты единственная, к кому я могу обратиться.

– Помощь?

– В общем, мне нужны деньги. Нет, не для Мэта.

Если бы я не спустил свои деньги, он бы в них не нуждался. Ведь я играю, Эмми, ты же знаешь. И иногда проигрываю. Иногда еду в Сидней и трачу там все до последнего пенни. Так и в этот раз. Я даже занял деньги, чтобы доехать сюда с работы. А когда вернулся, Мэт сказал мне, что у него ужасная полоса – овцы перемерли, да к тому же упали цены на шерсть. Что с него взять, с этого старого черта, когда у него внутри один сплошной алкоголь? Короче, надо снова платить по закладной.

– Сколько?

– Пятьсот фунтов хватит.

– Деньги будут завтра утром…

Он покачал головой, и губы его растянулись в улыбке.

– И никаких вопросов? Никаких нравоучений?

– Никто не задавал мне вопросов, когда вы подобрали меня на дороге в Балларат. И нравоучений вроде тоже не было…

Он протестующе помахал стаканом.

– Ты ничего нам не должна. Я не поэтому к тебе пришел.

– Я должна вам всем – тебе, Дэну с Кейт, Ларри и даже Розе – больше, чем способны охватить деньги. Давай больше не будем об этом, Пэт.

– Ты ведешь себя убийственно прилично.

– Нет, не прилично, а просто так, как надо, правильно. – Я поднялась. – Может, тебе сделать чаю или налить еще виски?

– Ты бы хотела дать мне чай, но я все же предпочту виски. Вот и выбирай, Эмми.

Я налила ему еще виски, а для себя поставила греться чайник. Когда я взглянула на него, глаза его были уже наполовину закрыты.

– Ты приехал прямо сюда? Где твоя лошадь?

– Я оставил ее в конюшне Ивена. Я переночую там, а завтра утром уберусь к чертовой матери. Мне плохо в этом городе. Здесь все напоминает мне о Ларри. Сплошное самодовольство. Сидней мне больше подходит.