Джеки Д`Алессандро - Свадебный водоворот

Прищурившись, он посмотрел на ее бледное лицо и произнес ложь, которую уже столько раз повторял графине:

— Уильям погиб, сражаясь за родину. Он умер как герой.

— Нет, ваша светлость.

— Вы хотите сказать, что мой брат не был героем?

— Нет, я говорю, что он не умер. Ваш брат Уильям жив.

Элизабет почувствовала, что ею овладевает отупляющая усталость, как это иногда случалось после видений. Ей очень хотелось сесть, но недоверие в горящих глазах герцога приковывало ее к месту.

— Вы расскажете мне все, что вам известно, — приказал он ледяным тоном. — Все, что дает вам право заявлять, что мой брат жив. Сию же минуту.

«Господи, зачем только я это сказала?»

Но, задавая себе этот вопрос, Элизабет знала ответ на него. На мгновение перед ней мелькнуло лицо молодой женщины… любимой подруги, которую она больше никогда не увидит — и все из-за того, что она промолчала, не рассказала о своем предчувствии. Это было трагической ошибкой, и она поклялась, что никогда больше не повторит ее.

А то, что Уильям жив, — разве это не радостное известие? Но враждебность и недоверие в глазах герцога свидетельствовали, что она поступила опрометчиво. И все же она сумеет убедить его, что сказала правду.

— Я знаю, что ваш брат жив, потому что я видела его…

— Где вы его видели? Когда?

— Только что. — Она перешла на шепот. — Я видела его мысленно.

Остин прищурился:

— Мысленно? Что за чепуха! Вы рехнулись?

— Нет, ваша милость, я… я могу видеть. Мысленно. Кажется, это называется ясновидением. Боюсь, что не сумею объяснить этого как следует.

— И вы говорите, что видели моего брата? Живого?

— Да.

— И если это правда, где он?

Элизабет наморщила лоб.

— Не знаю. Мои видения чаще всего расплывчаты. Я знаю лишь, что он не умер, как все думают.

— И вы рассчитываете, что я вам поверю?

Она похолодела от недоверия, прозвучавшего в его ледяном тоне.

— Я понимаю ваши сомнения. То, чему нет научного объяснения, легко отбросить как выдумку. Я только могу заверить вас, что говорю правду.

— Как выглядит тот человек, который, как вы утверждаете, является моим братом?

Закрыв глаза, она глубоко вздохнула, заставляя себя прогнать ненужные мысли и сосредоточиться на том, что она видела.

— Высокий, широкоплечий. Темные волосы.

— Как просто. Вы только что описали внешность половины английских мужчин, включая самого регента, который, как вам, вероятно, известно, вполне жив и здравствует. И совсем уж нетрудно описать моего брата, когда его большой портрет висит в галерее.

Элизабет открыла глаза.

— Я не видела портрета. У человека, который похож на вас, был шрам.

Остин замер, и она почувствовала его напряжение.

— Шрам? Где?

— На предплечье правой руки.

— Многие мужчины имеют шрамы. — У него дернулась щека. — Если вы надеетесь убедить меня в том, что обладаете какой-то магической силой, то знайте: вы выбрали для своих интриг не того человека. Воры-цыгане уже века бродят по Европе, уверяя, что владеют такими силами, лгут, надеясь обманом выманить деньги у простаков или попросту украсть их, если обман не удается.

Она вспыхнула от гнева:

— Я не цыганка, не интриганка, не воровка и не лгунья!

— В самом деле? Тогда, я полагаю, вы скажете мне, что умеете читать чужие мысли.

— Только иногда. — Она посмотрела на его презрительно скривившиеся губы. — Я прочитала ваши мысли, когда вы взяли мою руку.

— Вот как? И о чем же я думал?

— Вы… хотели поцеловать меня.

Остин только приподнял брови.

— Для такой догадки не нужны особые способности. На какое-то мгновение я обратил внимание на ваши губы.

Однако несмотря на небрежный тон его ответа, Элизабет почувствовала, как он весь напрягся, ощутила его осторожность и недоверие — чувства, которые она привыкла легко распознавать. Но под ними, видела она, скрывалось что-то еще, что, вопреки ее гневу, тронуло ее.

Одиночество.

Печаль.

Чувство вины.

Они словно окутывали его темным облаком, и ее сердце сжалось от сочувствия. Ей слишком хорошо были знакомы эти чувства, и она знала, как они угнетают дух и терзают душу.

Элизабет тоже сожалела о прошлом и хотела бы искупить вину. Но может ли она помочь ему?

Решившись убедить Остина, что она не сумасшедшая и что он действительно какое-то мгновение желал ее, она прошептала:

— Вы хотели поцеловать меня. Вам хотелось узнать, какой вкус у моих губ. Вы представили себе, как наклоняетесь, касаетесь моих губ — раз, другой… Затем ваш поцелуй становится…

Его глаза вспыхнули, взгляд потемнел и остановился на ее губах.

— Продолжайте.

Ее охватил жар, когда она представила себе то, о чем он думал…

— Полагаю, я уже доказала вам…

— Разве?

Случайная догадка, что ему хочется поцеловать ее? Но чертовски странно, что ее слова в точности повторяли его мысли.

Господи, а что, если она права? Если Уильям жив? Слепая безумная надежда молнией ударила его — так, что он чуть не покачнулся. Но он быстро пришел в себя. Несколько солдат видели, как Уильям упал на поле боя. И хотя огнестрельная рана изуродовала его лицо, Уильяма безошибочно опознали по гравировке ца часах, найденных при нем.

Ошибки быть не могло. Уильям мертв. Если бы он был жив, он дал бы знать о себе своей семье и вернулся бы домой.

Если только он не изменил королю.

У Остина кружилась голова. Чертовски подозрительно, что заявление мисс Мэтьюз последовало за возмутительной запиской, полученной им две недели назад, — запиской, подтверждавшей его самые худшие подозрения относительно предательства Уильяма. Может ли она знать что-либо об этом письме или о поступках Уильяма во время войны? Известно ли ей что-нибудь о французе, которого он видел с Уильямом?

И каким образом она узнала про шрам? У Уильяма с детства был небольшой шрам на правом предплечье, оставшийся после несчастного случая во время верховой езды. Может быть, она знала Уильяма? Знала достаточно близко, чтобы видеть этот шрам?

Остин пристально посмотрел на нее. В мягком свете луны — с растрепанными волосами, которыми играл теплый ветерок, — Элизабет совершенно не походила на шпионку, убийцу или соблазнительницу. Но он знал, что внешность бывает обманчива: некоторые известные ему очень красивые женщины были порочны, лживы и бессердечны. Кто же скрывается за ее невинным обликом? Он не понимал, какую игру она ведет, но твердо решил это выяснить. И если потребуется притвориться, будто он верит в ее хитро придуманное «ясновидение», он так и сделает.

Остин собирался заговорить, но не успел произнести и слова, как она сказала:

— Я не веду никакой игры, ваша светлость. Я просто хочу вам помочь.

Проклятие! Он должен держать себя с этой женщиной очень осторожно. Когда он отказался верить в ее видения — а какой здравомыслящий человек поверил бы? — она проявила сверхъестественную проницательность.