Морин Маккейд - Гордость и грех

И все же она не сомневалась в том, что это была настоящая любовь, а не увлечение, как в случае с Бенджамином.

Льстивый и обходительный Бенджамин, поразивший воображение наивной девушки, оплакивающей своих родных, украл все, что у нее было. По щеке Ребекки скатилась слеза, и она сердито отерла ее тыльной стороной ладони.

Раздался тихий стук, и дверь, соединяющая комнаты Слейтера и Ребекки, распахнулась. Ребекка тут же прикрыла грудь руками, понимая всю нелепость собственного поведения. Ведь Слейтер знал ее тело, пожалуй, лучше, чем она сама.

Зрачки его слегка расширились, но он не сводил взгляда с лица Ребекки.

– Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке, – произнес он, опускаясь на стул, стоявший рядом с ванной.

Ребекку обдало жаром, и ее соски напряглись под водой.

– Со мной все в порядке. – Ее голос прозвучал хрипло, хотя она совсем этого не хотела. – А как дела у тебя?

– Хорошо, – не изменяя тона, ответил Слейтер.

Его взгляд скользнул ниже. Ребекка не могла понять, как много он разглядел сквозь толщу воды, и едва сдерживалась от желания сжаться под его обжигающим взглядом.

Слейтер откашлялся и посмотрел Ребекке в глаза.

– Я ненадолго уйду. Хочу узнать, нет ли известий от моего друга из агентства Пинкертона.

Слова Слейтера подействовали на Ребекку, как ушат ледяной воды.

– Думаешь, он узнал что-нибудь о местонахождении Бенджамина?

– Возможно. – Слейтер замолчал, словно подбирал слова. – Мне нужно вернуться в Оуктри в понедельник.

То есть через пять дней.

– Почему?

Слейтер принялся изучать собственные руки.

– Я теперь не только владелец салуна. Я согласился стать шерифом Оуктри.

Ребекка смотрела на Слейтера, ошеломленная услышанным.

– А я думала…

На лице Слейтера возникла сардоническая усмешка.

– Ты думала, меня устраивает роль игрока в покер. Так и было. До недавнего времени. – Слейтер посерьезнел, а голубизну его глаз почти полностью поглотили зрачки. – Я рассказывал тебе, что меня и моего брата Рея отдали в приют, когда мне было одиннадцать лет. Через месяц после этого меня усыновили. Несмотря на то, что Рей не поехал со мной, я был рад покинуть это ужасное место. На деле же оказалось, что моим новым «родителям» попросту требовалась дешевая рабочая сила. Больше трех лет я спал в хлеву, непригодном даже для свиней, и работал от зари до зари. – Взгляд Слейтера стал отстраненным. – Я возненавидел тот хлев. Со мной жили и другие дети. Один из них, Томми, напоминал мне Рея. Я старался заботиться о нем и даже пообещал, что не дам его в обиду.

Глаза Слейтера заблестели, он отвел взгляд, но Ребекка успела разглядеть обиженного мальчишку, каким он был много лет назад. Ребекке хотелось утешить его, но мальчишка уже исчез. Перед ней стоял моложавый, но уже немало повидавший в жизни мужчина.

– Что с ним случилось? – спросила Ребекка, хотя уже догадалась, каков будет ответ.

– Лоуэлл, человек, который нас усыновил, выпорол его за то, что он уснул в поле. Томми так и не оправился после этого, и в одно прекрасное утро я не смог его добудиться. Спустя год после этих событий Лоуэлл попытался выпороть меня. Но тогда я уже вырос и мог за себя постоять. Я избил его и убежал. До сих пор не знаю, выжил он или нет.

Жалость к мальчику, которым был некогда Слейтер, и страдающему от застарелых ран мужчине, коим он стал, едва не задушила Ребекку. Ее шокировал тот факт, что кто-то мог обращаться с ребенком хуже, чем с животным. Но Ребекка уже поняла, что жизнь за пределами ее маленького благополучного мирка жестока и неумолима. Ее детство было наполнено любовью, смехом и всем, чего она только могла пожелать. Мальчик Слейтер видел лишь жестокость и лишения. Кто она такая, чтобы судить его за то, что он сделал, чтобы выжить? Он сделал то, что мог, но не опустился, а стал безукоризненно честным человеком, обладающим обостренным чувством справедливости и ответственности.

Слейтер глубоко вздохнул.

– А спустя еще шесть месяцев Эндрю поймал меня за руку, когда я пытался обчистить его карманы.

– И вместо того чтобы сдать в полицию, решил помочь, – произнесла Ребекка.

На губах Слейтера заиграла еле заметная улыбка.

– Да, он научил меня всему, что знал сам, чтобы я больше не воровал.

– А как ты оказался в агентстве Пинкертона?

– В начале войны играл в карты на речном пароходе. Я соблюдал нейтралитет, поэтому и конфедераты, и солдаты Союза оставили меня в покое. Но в один прекрасный день ко мне подошел человек и сделал предложение. Агентство Пинкертона вербовало новых сотрудников, чтобы воевать на стороне Союза. Война длилась уже три года, мне становилось все тяжелее соблюдать нейтралитет. И я согласился.

– На протяжении целого года я собирал информацию и передавал ее вышестоящим агентам. Все шло гладко. Даже слишком. Однажды я отправился в Атланту под видом игрока. Я должен был собрать информацию о передвижении войск конфедератов. Так я попал в Андерсонвилль.

Ребекка кивнула. Слейтер рассказал ей об этом в ту ночь, когда ранили Джорджию. Лицо Слейтера посуровело.

– Камеры там были рассчитаны на одного человека. Однако в них нельзя было вытянуться в полный рост. В одной из них я провел три дня. Она напоминала мне хлев, в котором меня запирали ребенком. Только та камера была в десять раз хуже. Еще долго после этого я не мог без содрогания заходить в помещение.

Ребекка бросила взгляд на левую руку Слейтера. Очевидно, эта дрожь служила напоминанием о тех ужасных днях.

– В ту ночь, когда тебе привиделся кошмар… Тебе снилось, что ты заперт?

– Да. – Слейтер глубоко вдохнул и посмотрел Ребекке в глаза. – Если бы тебя не было со мной в ту ночь, «Алую подвязку» сожгли бы, и мы все погибли бы в огне. Я запаниковал, а ты помогла мне сосредоточиться на том, чтобы освободиться от прошлого.

– Прости, Слейтер. Я многого не знала.

Мужчина ласково улыбнулся.

– Никто не знал. Эндрю были известны лишь кое-какие факты из моего прошлого. Ты первая, кому я рассказал все.

Исполненная робости и благодарности, потому что Слейтер так ей доверял, Ребекка откашлялась.

– А что случилось с твоим братом Реем?

Взгляд Слейтера затуманился.

– Не знаю. Я хотел вернуться в приют и забрать его, но так и не сделал этого. У меня был еще старший брат, Крид. Ему было шестнадцать лет, поэтому его не отправили в приют, как нас с Реем. – Глаза Слейтера потемнели от застарелой боли и гнева. – Я часто мечтал о том, как он вырывает меня из лап Лоуэлла, но прошел год, и я перестал мечтать об этом. Решил, что он забыл обо мне.

– А может, с ним что-то случилось, и он просто не смог приехать за тобой? – предположила Ребекка.

– Мы никогда этого не узнаем, – произнес Слейтер, пожав плечами, но все же не сумев скрыть своей боли.