Эдна О`Брайен - Деревенские девчонки

В дверь легонько постучали. Он сказал:

– Войдите.

Это был мой отец. Должно быть, Марта сказала ему, что мы в гостиной.

– Добрый вечер.

Это было сказано очень доброжелательно, словно и не было ужасной утренней сцены.

– Добрый вечер.

Мистер Бреннан щелкнул выключателем настольной лампы. С нашего прошлого приезда в доме появилось электричество. Ласковый свет лампы разлился вокруг нас. Сама лампа была сделана из белого фарфора с фарфоровым же абажуром. Мистер Бреннан переделал её из старомодной керосиновой лампы.

– Вы можете быть спокойными за меня. Я займу у вас ровно три минуты, – сказал мой отец, обращаясь к нам обоим, а мистер Бреннан ответил:

– Забудем, что было.

Я промолчала. Отец сел и достал из кармана пальто две фунтовые бумажки.

– Вот, – сказал он, бросая их мне на колени.

Я поблагодарила его и сидела, нахмурившись, пока они разговаривали. Но разговор быстро иссяк, и ни один из них не хотел продолжать его.

За настольной лампой стояла почтовая открытка. На ней была изображена танцующая девушка. Испанская танцовщица в широкой красной юбке и белой блузке с широкими рукавами. Я протянула руку и взяла её, чтобы рассмотреть поближе. На обороте открытки почерком мистера Джентльмена было написано: «Мои наилучшие пожелания всем вам». На открытке была наклеена иностранная марка. Я выбежала из комнаты.

– Молли, Молли, – позвала я. Она была в одной из комнат второго этажа и собиралась уйти. Теперь у неё появился друг.

– Поднимайся, – ответила она мне. Я поднялась по лестнице и просунула голову в её комнату. Она парила ноги в тазике с горячей водой.

– Вот пытаюсь избавиться от мозолей, – сказала она. Её комната была маленькой, пол закрывал линолеум.

– Молли, а где Мистер Джентльмен? – спросила я. Я горела нетерпением и не могла выспрашивать обиняками, хотя и собиралась это сделать.

– Загорает, – ответила она. Сердце моё замерло.

– Почему?

– У его жены не в порядке нервы; так что они отправились в круиз по Средиземному морю.

Я почувствовала одновременно досаду, ревность и почему-то срою вину. По крайней мере хорошо, что его не было здесь и он не был свидетелем нашего позора. Потому что он был очень строг в вопросах этикета и наше поведение могло его шокировать.

Я могла перейти в какую-нибудь другую монастырскую школу, потому что моя стипендия продолжала действовать, но мистер Бреннан решил отправить Бэйбу в Дублин учиться на коммерческие курсы, и я сказала, что тоже поеду в столицу. Я обещала моему отцу, что я постараюсь сдать экзамены для работы в государственных учреждениях, но на самом деле собиралась устроиться на работу в бакалейную лавку.

Я списалась по объявлению в газете, и человек по имени Томас Бёрнс обещал мне место помощника продавца. По моей просьбе Джек Холланд дал мне письменную рекомендацию, в которой написал, что я работала у него на практике и отлично справлялась со своими обязанностями. Рекомендация изобиловала превосходными степенями, цветистыми выражениями и была подписана: Джек Холланд, владелец магазина и торговец спиртным.

– Разумеется, Кэтлин, если ты когда-нибудь передумаешь… У женщины всегда есть это право, – сказал он, лизнув официального вида коричневый пакет и припечатав его для верности кулаком.

– Благодарю тебя, Джек, – ответила я, – я подумаю над этим.

Разумеется, это была ложь, но мне не хотелось его огорчать. Его мать по-прежнему умирала, и к ним два раза в неделю приходила социальная помощница, чтобы ухаживать за ней. Джек поднялся из-за прилавка и вытянул деревянный ящик для денег. Ящик рассохся и вышел лишь наполовину. Джек засунул руку поглубже, вытащил фунтовую бумажку и сложил её в маленький квадратик.

– Посмотришь на досуге, – сказал он, заталкивая квадратик за вырез моей блузки. Острый уголок царапнул мою кожу, но я была благодарна ему и позволила несколько раз пожать мне руку и погладить меня по волосам. Его ласка была очень неуклюжей.

Когда я вышла из его лавки, я купила в магазинчике О'Брайена отрез материи на блузку и передник и отправилась к портнихе, жившей на той же улице ближе к центру. Она открыла мне дверь со ртом, полным булавок, и смётанным платьем в руках.

– Заходи, – пригласила она меня.

Стол в её жилой комнате был накрыт к обеду. Три герани на подоконнике начинали цвести. Две из них были ярко-красными, а одна совершенно белой. Листья наполняли ароматом комнату и кухню.

– Пусть подрастают, – сказала она, выливая утреннюю заварку в цветочные горшки. Потом она ополоснула чайник и заварила свежий чай.

– И как это вам случилось быть не на занятиях, да ещё в это время года? – спросила она своим приторно-масляным голосом. Она жила одна и слыла в городе известной сплетницей. Когда незамужние девушки попадали в переплёт, она узнавала об этом ещё до того, как это становилось известно им самим. Служанка священника и она, сидя на солнышке, перемывали косточки всем и каждому.

– В монастырской школе карантин из-за эпидемии, – ответила я. Мы с Бэйбой договорились отвечать на подобные вопросы таким образом. Наши родители тоже не хотели, чтобы стало известно про наше исключение.

– Как это ужасно. И насколько это серьёзно? Кстати, девочки Джонсонов, которые живут в горах, почему-то не дома.

– Им повезло. Горцы не болеют этой болезнью, – соврала я. Она вопросительно приподняла бровь. Она сама была из семьи горцев и каждое второе воскресенье ездила на велосипеде проведать своего отца. На багажнике своего велосипеда она умудрялась привозить гостинцы – жестянки с фруктами и холодец из телячьих ножек.

– Прошу, – она протянула мне чашку чая и кусочек купленного в магазине кекса. Потом она сняла с меня мерку.

– У тебя уже растёт животик, – заметила она. Ей хотелось меня подколоть. В ответ на вопрос о фасоне, я показала ей открытку. Она не преминула взглянуть на надпись на обороте.

– Джентльмены уехали так внезапно, не правда ли? – сказала она.

– В самом деле? – ответила на это я.

Она записала мои размеры в блокнот, и вскоре после этого я покинула её мастерскую. Она не проводила меня, это должно было означать, что она недовольна мной. Она рассчитывала поболтать со мной о Джентльменах, Я решила надеяться на то, что в отместку за это она не испортит два моих отреза.

Стоял один из тех ясных ветреных дней, которые выпадают нам в этой части страны, дул чистый довольно крепкий ветер, по небу плыли облака. Свежий ветер, солнце и великолепная погода возродили во мне счастье просто жить. Ветер дул мне прямо в лицо, когда я поднималась по склону холма, ведя рядом с собой велосипед. Я оставила его во дворе дома Бреннанов и пошла по дороге навестить наш старый дом. В нём теперь жили французские монахини. Пять или шесть человек, под главенством хозяйки, опекавшей новообращённых. Молодые монахини приезжали сюда из своей резиденции в Лимерике, чтобы провести один год духовного совершенствования в нашем большом уединённом фермерском доме.