Эдна О`Брайен - Девушка с зелеными глазами

Она несказанно удивила его, сказав, что видела одну из его лучших работ в Лондоне. Она несколько минут говорила об этом, а потом, окинув взглядом немного запущенную комнату с высоким потолком, сказала:

– В этом вашем жилище есть какой-то особый шарм. Я посмотрела вокруг и подумала о том, что все, что тут есть, сделано им, а я не добавила ничего, даже такой мелочи, как диванная подушечка. Я встала и пошла делать чай.

Когда я вернулась, Юджин включил гостям музыку, опять эту классику, которая вся казалась мне совершенно одинаковой. Мэри стояла у окна, любуясь пейзажем и слегка покачиваясь в такт музыке. Юджин пересек комнату и принял у меня из рук поднос. Он улыбнулся такой особенной улыбкой, которую я не видела уже несколько дней.

– Так, теперь у вас будет телефон, Кэтлин, – обратился ко мне поэт Саймон, – вы сможете звонить вашим друзьям.

– Конечно, – ответила я и подумала, что у меня, собственно, и есть всего два друга, Бэйба и Туша, но ни у нее, ни у него нет телефона.

Юджин налил чаю и подал первую чашку Мэри. Потом подошел ко мне с сахарницей и спросил:

– Тебе положить сахару?

– Сахару? – переспросила я с испугом, точно он предложил мне мышьяку. – Нет, сахару мне не надо.

В любом случае, мне было бы все равно, но в этот день я была особенно ранима.

– Ну конечно, я знаю, что ты никогда не кладешь сахар, я просто подумал о ком-то другом, – сказал он и улыбнулся, подходя и протягивая сахарницу Саймону.

– Хочешь? – сказал тот, обращаясь к Мэри, и она задала мне несколько обычных, ничего не значащих вопросов о том, что я, наверное, берегу фигуру.

– Ну, как там Нью-Йорк? – спросил Юджин с большой теплотой, словно о какой-то приятной знакомой.

– Нью-Йорк – страшная дыра, – сострила Мэри, – хоть бы и не возвращаться туда никогда. Вот Европа – другое дело. Здесь среда как раз для интеллектуалов. Вы – писатели, художники и актеры – здесь в своей среде, я даже встретила на днях простого кондуктора в автобусе с томиком Джеймса Джойса в руках. А вам нравится Нью-Йорк?

– В какой-то мере, – сказал он задумчиво. – Думаю, да, я его ненавижу, но в то же время он мне и нравится, кусочек моей души остался там. Скажем так, я истратил достаточно в Брукс-Бразерс.

Все засмеялись, а я просто не поняла шутки.

– О, я тоже, поэтому теперь стараюсь никогда не брать с собой больше двадцати тысяч долларов наличкой, – сказал поэт Саймон.

Я чувствовала себя одинокой. Нам всегда было так хорошо вдвоем, но когда появлялся кто-то еще, то обязательно похищал его у меня, даже несчастная птичница в трикотажных чулках. Мне совсем нечего было рассказать ему, разве что о моем детстве, а об этом я уже ему рассказывала.

– А вы были в Америке? – спросила меня Мэри.

– Еще нет, – ответила я, – но, может быть, мне удастся побывать там на следующий год.

– Через мой труп, – возразил Юджин, – ты мне дорога такая, как есть.

Мэри сказала ему, что нельзя становиться на пути у девушки, если ей хочется посмотреть мир, что у нас равноправие, даже закон такой существует. Они несколько секунд состязались в остроумии, и он, наконец, положил конец этому, сказав:

– Не стоит ли вам чуть-чуть прогуляться?

В тот самый момент она играючи ударила его салфеткой.

Она выглядела высокой и хорошенькой, стоя у окна. Юджин посмотрел на нее и сказал, обращаясь к Саймону:

– Она так похожа на «вашу женщину», что просто удивительно.

Саймон рассмеялся в ответ и сказал, что, наверное, они все вскормлены на одних и тех же витаминах.

– Теперь есть целая система по разведению таких, – добавил он, развивая тему, и ухмыльнулся.

Я поняла, что они сравнивают Мэри и Лору. Комок поднялся у меня в горле, и я почувствовала, что задыхаюсь от подступивших слез. Я рванулась к двери, пробормотав что-то насчет того, что надо заварить свежего чаю, и успела убежать, пока никто ничего не заметил.

Я скрылась в своем тайном укрытии в саду, где часто пряталась, чтобы поплакать в одиночестве. Она была, как Лора! Лора была такая! Яркая, общительная, свободная, обаятельная, а не такая нескладеха, как я. Я не могла отделаться от мысли, что эта Мэри во всем была такая, как Лора, и именно Лоре он улыбался и показывал вид из окна, смотря на нее с удивлением. И мужские часы у нее на руке. Разве Анна не говорила мне, что Лора носила мужские часы?

Я плакала и чувствовала себя ненужной, и проклинала судьбу за то, что она была столь жестока ко мне. Для меня было самым настоящим ударом узнать, что он любит меня только ночью и становится днем таким чужим, что спрашивает меня, кладу ли я сахар в чай.

Мне стало понятно, что быть с ним в постели это не одно и то же, что быть с ним рядом в его жизни, я знала теперь наверняка, что любовники могут быть безмерно далеки друг от друга. Я ошибалась, думая, что так не бывает.

Она была такая же, как Лора, высокая и длинноногая. Если бы Лора приехала, все было бы так же. Или если бы он заехал к ней по пути в Бразилию. Было бы так же или еще хуже, потому что там был ребенок, которого он любит, маленькая девочка, фотографию которой он вставил в рамочку позавчера и, поставив портрет на камин, сказал мне:

– Надеюсь, это уже не слишком тебя волнует.

Я захлебывалась от рыданий. Встав, я начала ходить по саду и, чтобы хоть как-то успокоиться, жевала стебелек травинки, Зачем он опять прошелся по моим родственникам? Он все время так поступал, он заставлял меня страдать, вспоминая их красные пропитые лица, и безграмотную речь, и тупое упрямство. Когда он высмеивал их, мне было плохо, я думала, что он непременно бросит меня из-за них. Я видела это во вспышке самоуничтожения, которое часто сменяет в нас чувство удовлетворенности собой. Все еще плача и жуя стебелек, я подошла к дому и заглянула внутрь через окно. То, что я там увидела, наполнило меня паническим ужасом. Они говорили и смеялись. Мэри сидела на софе, скинув туфли и сложив под собой длинные стройные ноги. Меня наполняет страх перед женщинами, которые способны так спокойно снять туфли в компании, потому что по мне это почти то же самое, что снять с себя одежду, Я такого сделать просто не могу.

Они пили виски, и Юджин, по всей видимости, рассказывал им что-то очень забавное, потому что они смеялись, а Мэри прижимала руку к боку, очевидно, она просила не смешить ее, чтобы не разошелся шов. Саймон заливался хохотом в качалке, и никто из них не огорчался из-за моего отсутствия.

Я пошла прочь, слезы душили меня, я срывала ни в чем не повинные цветы и рвала их на части нервными движениями пальцев.

Я думала о письмах, присланных ему Лорой, и гадала, как он ответил на них. Я помнила каждое слово телеграммы: «Если ты женишься на ней, то никогда больше не увидишь ни меня, ни малютку» – и то, что было ниже «Отвечай через «Вестерн Юнион». Я не знала, ответил он или нет. Он никогда не говорил мне о том, что делает.