Джейн Фэйзер - Фиалка

Она жадно смотрела, как он раздевается, медленно, будто ему некуда было спешить. Будто он не горел желанием так же, как и она. Когда он встал перед нею обнаженный, она с неукротимой и неутолимой жадностью стала рассматривать его возбужденное желанием тело и наконец протянула к нему руки… Он склонился над ней, прижавшись ртом к ее губам, и в его поцелуе была свирепость и жажда утверждения. Ее руки обвились вокруг его шеи, губы приоткрылись, уступая этой настойчивой жажде обладания, она вся раскрылась для его ласк.

Наконец он оторвался от нее и отодвинулся, но продолжал смотреть, и в глазах его появилось нечто хищное, они были полны требовательного желания. Он медленно провел руками по всему ее телу, играя цепями и камнями, опоясывающими его. И наконец он раздвинул ее бедра, открывая потайные места и сокровища, которые были там скрыты.

— А теперь, — сказал он, — поищем клад.

— Король безумен, Принни — высокомерный болван, а все остальные в этой семейке — идиоты.

Эта краткая, но исчерпывающая характеристика королевской семьи была принята в мрачном, но сочувственном молчании. Говоривший отхлебнул добрый глоток вина и оглядел сидевших за столом в одной из комнат Вестминстерского дворца, как бы бросая вызов потенциальному противнику. Это был человек лет шестидесяти с лишним — с черными, жесткими как кремень глазами, зорко смотрящими из-под кустистых седых бровей, с гривой серых как железо волос.

— И к тому же они слишком дорого нам обходятся, — пророкотал один из сидевших за столом мужчин, откидываясь на спинку стула и расстегивая пуговицу на полосатом жилете, туго обтягивавшем его обширное брюшко. — Да, это так, Пенхэллан.

— Павильон Принни в Брайтоне — нечто чудовищное! Никогда не видел ничего подобного. Чего стоят все эти купола и драконы!

Седрик Пенхэллан фыркнул.

— Потрясающее уродство! А общество сияет и расплывается в улыбках, и рассыпается в поздравлениях этому идиоту, хваля его вкус и фантазию, а парламент одобряет законопроекты.

— Совершенно верно, — согласился премьер-министр, сидевший так прямо, будто аршин проглотил, и имевший такой вид, будто решил наконец взять бразды правления в свои руки. — В этом-то и состоит суть вопроса, джентльмены. У нас на шее Веллингтон, с каждым почтовым судном присылающий просьбы о деньгах, адмиралтейство, желающее новых кораблей, а королевский двор день ото дня становится все более алчным. Мы не можем одновременно разбивать Наполеона и потрафлять странным причудам Принни, не говоря уж о требованиях его братьев по гражданскому ведомству.

Седрик Пенхэллан взял яблоко из серебряной, украшенной гравировкой вазы и начал тщательно очищать кожицу крошечным десертным ножом. Кожура снималась одной непрерывной, совершенной по форме спиралью. Беседа за обедом у премьер-министра, пригласившего на него своих немногих близких друзей, приняла знакомый оборот: говорили о том, как совместить расходы, необходимые стране для ведения войны, с финансовыми требованиями праздного регента-автократа, не понимавшего, почему его желания не могут мгновенно удовлетворяться рабски послушным парламентом.

— Стюарты дорого заплатили за науку, — сказал Пенхэллан с циничной усмешкой. — Может быть, нам следует и Ганноверскому дому дать попробовать лекарство Стюартов, пусть узнают, каково оно на вкус.

Наступила минута изумленного молчания — потом смущенный смех рябью прошел вдоль стола.

Люди, имевшие обыкновение обедать с лордом Пенхэлланом, всегда готовы были ожидать от него сардонической резкости оценок и готовности предложить самые крайние средства для решения проблем. Но даже для его близких друзей было чересчур выслушивать рекомендации Пенхэллана устроить революцию и организовать цареубийство, пусть это и было сказано в шутку.

— У вас опасное чувство юмора, Седрик, — заметил премьер-министр, чувствуя, что должен слегка пожурить друга.

— Да разве я шутил? — возразил лорд Пенхэллан, поднимая брови, а в глазах его заблестели насмешливые искорки. — Как долго еще английское правительство будет потворствовать вульгарной расточительности немецкого хама?

Он отодвинул свой стул.

— Вы должны меня извинить, джентльмены, и вы, милорд. — Он кивнул премьер-министру. — Великолепный обед. Я рассчитываю увидеть вас в Гровнор Сквер в следующий четверг. Наклевывается партия бургундского, хотелось бы, чтобы вы его оценили.

Попрощавшись, Седрик Пенхэллан оставил своих сотрапезников и вышел в холодный мартовский вечер. Он был утомлен и рассержен, но зато и им дал почувствовать свое раздражение и надеялся, что посеял в коридорах власти семена, которые смогут принести плоды. Должен же кто-нибудь положить конец расточительности королевского семейства, и он считал, что момент этот наступил. Пришло время напомнить королю и его семье, что они всего-навсего глупые смертные, которых может обуздать парламент.

Он улыбнулся про себя и бодро зашагал по улицам. Для такого крупного мужчины походка у него была на удивление легкой. Ему нравилось шокировать их небрежными намеками на казнь Карла Первого [15]. Конечно, он никогда не стал бы серьезно ратовать за такие меры, и они это знали… Или по крайней мере думали, что знают.

Он наращивал свое политическое влияние большей частью за кулисами действа, больше шепотом и намеками, чем прямыми заявлениями. В Палате лордов его редко можно было видеть поднявшимся с места и произносящим речь, но лорд Пенхэллан обладал огромным влиянием, и власть его простиралась далеко. Его улыбка стала еще шире, и он поднялся по ступенькам к парадному входу в свой дом.

Дверь перед ним распахнулась еще до того, как он взял в руки дверной молоток, и дворецкий приветствовал его поклоном:

— Добрый вечер, милорд. Полагаю, вы приятно провели время.

Седрик не ответил. Он хмуро застыл в колеблющемся свете свечи. Из библиотеки доносился пронзительный визг, перемежающийся взрывом пьяного мужского смеха.

— Мои племянники сегодня развлекаются дома, — кисло заметил он.

Теперь наступила очередь дворецкого промолчать. Седрик подошел к двери библиотеки и резко распахнул ее. При виде безобразной сцены, представшей перед ним, губы его искривились. Три женщины, на которых не было ничего, если не считать румян на щеках, исполняли на столе какой-то непристойный танец, а пятеро мужчин развалились на диванах и стульях со стаканами в руках.

— О, опекун! Не ожидали, что вы вернетесь так скоро. — Один из зрителей поднялся, с трудом удерживаясь на ногах, в его пьяном бормотании слышался страх.

— Конечно, нет, — не скрывая отвращения, подтвердил его дядя. — Я ведь уже говорил тебе, чтоб ты не превращал мой дом в бордель. Убери отсюда этих шлюх и развлекайся с ними в свинарнике, где им и тебе самое место.