Катарина Фукс - Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 2

Но сейчас я не могла и не хотела ничего предпринимать. Да, я нуждалась в отдыхе. Мое сознание просто должно хотя бы недолгое время побыть свободным. Никаких тревог, никаких забот, никаких планов и предположений.

Я поднялась с земли. Волосы мои растрепались и висели свалявшимися космами. Я поднесла поближе к глазам посекшуюся прядь. Я сделалась почти седой. Кое-как я заплела волосы в косу и закрутила в узел на затылке. Оглядела свои лохмотья. Это было то давнее черное шерстяное платье. Особо широких прорех я не заметила.

Снова пошла вперед, просто так, бездумно, бесцельно. Мне было хорошо. Я долго бродила по городу. Глазела на торговцев и покупателей на рынках, входила в церкви, разглядывала людей на площадях, сворачивала в переулки, вслушивалась в доносившиеся из-за оград веселый домашний смех женщин и детей и плеск фонтанов. Я останавливалась перед фасадами роскошных дворцов, видела, как выезжают из ворот щегольские кареты.

На меня никто не обращал внимания. Мало ли нищих, никому не нужных на свете! Я устала и вошла в какой-то кабачок. В большой комнате было прохладно. В глубине за столом сидел какой-то человек, суда по одежде, слуга, и пил вино. Хозяйка за стойкой изредка перебрасывалась с ним несколькими словами. Рядом с ней мальчик стриг ногти на руке. Я остановилась у двери. Девушка-служанка, которую я не сразу заметила, лениво махнула рукой, прогоняя меня. Но у хозяйки мой жалких вид пробудил сострадание.

– Мануэль! – позвала она мальчика. – Принеси бабке стакан вина.

Я сразу поняла, что «бабкой» она назвала меня, и улыбнулась. Чудесное наименование для красавицы Эмбер! Мальчик кинул на меня быстрый взгляд и тотчас сообразил, что так уж быстро срываться с места ради меня не стоит. Только когда мать снова приказала ему угостить меня, он неохотно поднялся. Я не решалась шагнуть в комнату. Хозяйка и посетитель продолжали говорить о чем-то своем, не обращая на меня внимания. Мальчик принес наконец стакан вина и протянул мне. Я взяла и поклонилась ему и хозяйке за стойкой. Я хотела было подойти к одному из столов и сесть, но на этот раз сама хозяйка досадливо замахала на меня рукой. Я отошла к двери, выпила вино, поставила стакан на пол, снова поклонилась и вышла. Я не чувствовала ни малейшего унижения, только была искренне благодарна за вино. Вино было кисловатое, терпкое, но вкусное, и подбодрило меня.

Я еще побродила по городу и оказалась на набережной. Вода в реке была не голубой, синей или зеленой, а чуть коричневатой, хотя и довольно прозрачной. Я сидела у воды, вдыхала влажную свежесть и смотрела вокруг. Сидела я прямо на земле, свободно вытянув ноги под изношенной юбкой, все могли видеть подошвы моих ветхих башмаков, но кому это могло быть интересно…

Зазвенели колокола, призывая к вечерней молитве. Стемнело. Девушки и женщины простого звания начали раздеваться для купания в реке. Я поняла, что так здесь ведется. На мосту приостанавливались молодые люди в темных плащах и шляпах с перьями, пристально вглядывались в смутно белеющие тела, перегибались через парапет, смеялись. Но ко мне это не имело отношения, хотя я тоже решила выкупаться.

Я разделась догола и оставила платье, башмаки и сорочку рядом с одеждой еще нескольких пожилых женщин, скорее всего это были уличные торговки. Распустив волосы, я вошла в воду. Вода была теплая, прогрелась на солнце за день. Я присела и погрузилась по шею.

Боже! Как хорошо было. Я не видела своего тела, мне было все равно, каким оно сделалось. Вода, теплая, мягкая, обнимала, окутывала, ласкала меня. Я прошла немного, потом поплыла, медленно загребая руками. Потом я вернулась на мелководье, попросила мыло у одной из женщин, та дала мне, я начала мыться.

Долго я мылась, терлась, соскребала с тела грязь, вымыла волосы и лицо. Затем, совершенно голая, спокойно подошла к тому месту, где оставила одежду, взяла платье и сорочку и выстирала их. Та же старуха одолжила мне гребень, я смогла расчесать волосы.

Было уже не так жарко, как днем, но все еще достаточно тепло. Волосы мои быстро высохли, теперь я уложила их, закрутив узел повыше, почти на самой маковке. Я надела мокрую одежду, полагая, что на теле все скоро просохнет.

Мои новые товарки с любопытством наблюдали за мной. Я хотела вернуть моей доброхотке гребень и мыло, но она проявила милосердие.

– Оставь себе, – сказала она и щедро прибавила к своим дарам еще и небольшое полотенце.

Я завернула гребень и мыло в полотенце.

– Красивая ты, – задумчиво произнесла старуха. Кажется, никогда прежде женщина не хвалила мою красоту, разве что милая Коринна. И вот… Старая торговка из Мадрида говорила без всякой зависти.

Но неужели я, рябая, с посекшимися поседевшими волосами, исхудавшая, неужели я такая красивая?

– Неужели? – вырвалось у меня.

– Да, – старуха окинула меня долгим взглядом. – Когда смотришь на тебя, легче становится на сердце. Глаза у тебя хороши. Да и вся ты… Легче и светлее становится, когда смотришь на тебя…

– Спасибо! – я вдруг порывисто поцеловала ее в морщинистую щеку. Старуха улыбнулась.

– И легкая ты, – произнесла она. – Красивая и легкая.

Я подошла к жасминовому кусту, сорвала веточку и воткнула в волосы. Прижимая к груди мыло и гребень, завернутые в полотенце, я поднялась на мост.

Я и вправду чувствовала легкость. Все пережитое не тяготило меня. Я словно бы начинала заново совсем новую жизнь. И жизнь эта была мне неведома. Что в ней будет? Новая любовь? Об этом я думала спокойно. Или новые приключения? Не знаю. Но только все будет совсем новое. И я совсем новая, не отягощенная опытом, тоской, озлобленностью, светлая, легкая, с душой, светло и легко приемлющей жизнь…

Я не сразу отыскала улицу, где стоял дом Николаоса и Чоки. Быстро темнело. Фонарщики зажигали уличные фонари.

Наконец я узнала уже знакомый перекресток, два каштана поодаль. А вот и гористая мостовая. Теперь я шла не вниз, а вверх.

Я хорошо запомнила бронзовый молоточек и постучала в ворота. Некоторое время я ждала, затем слуга отворил.

Он впустил меня тотчас, не дожидаясь моих объяснений. Значит, Николаос не забыл, распорядился об этом.

Я заметила, что теперь совершенно не сержусь на людей, когда они пренебрегают мной, зато любое проявление доброты ко мне трогает меня и умиляет и наполняет сердце благодарностью.

Слуга попросил меня последовать за ним. Мы прошли через неосвещенный двор в дом. Мой провожатый показал мне отведенную мне комнату. Комната была совсем маленькая, здесь едва умещались простая кровать, стол и стул. Я поблагодарила. Свой сверток я положила на стол. Слуга спросил, не хочу ли поесть. Я согласилась. Он проводил меня на кухню. На кухне было очень чисто. Он подал мне суп и тушеные овощи. Я подумала, является ли он единственным слугой в этом доме или есть и другие, но решила, что не стоит проявлять излишнее любопытство и спрашивать. После еды он подал мне воду, я вымыла руки и лицо.