Эптон Синклер - Замужество Сильвии

В жизни молодого Дугласа ван Тьювера было еще меньше приключений, чем в жизни высокочтимого Реджинальда Эннерсли. Познакомившись с подробностями воспитания этого «ребенка-миллионера», можно было простить ему его эгоизм. С возрастом он превратился в человека, живущего исключительно ради исполнения своих светских обязанностей, а между тем женился на девушке отважной и пылкой, в душе которой сохранялись черты почти необузданной гордости.

Сильвия относилась ко всему остальному миру, как истая аристократка. Ей никогда не приходило в голову, что на свете могут существовать люди, стоящие выше Кассельменов из округа Кассельмен. Если вы оказывались достаточно невежественны, чтобы высказать подобное предположение, глаза ее тотчас начинали сверкать, а ноздри трепетать. Она окидывала вас полным недоумения взглядом и осыпала насмешками и презрением. Так она поступала в отношении людей, окружавших ее мужа. Беда заключалась в том, что ван Тьювер не мог понять это и положиться на ее отвагу в отношении других зверей, водившихся в этих социальных джунглях.

Странное впечатление производила на меня внутренняя жизнь этих двух любимцев богов. Я не переставала думать о них и о том, как возник этот союз. Что заставило Сильвию выйти за него замуж? Она не была счастлива с ним и при своей острой прозорливости должна была предвидеть это заранее. Уж не пожертвовала ли она собой сознательно ради блага своей семьи?

Я начинала подозревать, что дело обстояло именно так. Как ни возмущалась Сильвия снобизмом того мира, где вращались ван Тьюверы, в душе ее все же жила вера в силу денег, и глубина этой веры даже испугала меня, когда я познала ее. Все нуждаются в деньгах. Общественное положение и аристократическое достоинство немыслимы без них. Они нужны богатым и совсем не лишни для бедных. Не случилось ли так, что они понадобились и гордым Кассельменам из округа Кассельмен?

Но если я верно разгадала то, что таилось на дне ее души, то какой трагедией должна была явиться ее встреча со мной, человеком, презиравшим деньги и доказывавшим это своими смелыми поступками, да к тому же с человеком ее же пола.

Что это за новая религия, которая бросает вызов жрецам Мамоны? Так в далекой древности дочь какого-нибудь римского консула, сидя в отцовском дворце, с любопытством расспрашивала рабыню-христианку, которой предстояло не сегодня-завтра быть растерзанной львами на арене цирка.

Эта параллель не пострадает от того, что в данном случае рабыня была неверующей, а дочь патриция выросла в колыбели христианства. Сильвия давно уже начала задумываться над догматами церкви, торговавшей местами в своих храмах, и открыто заявляла, что, по ее мнению, существование церкви может быть оправдано только благотворительностью и попечением о бедных. Во время наших бесед она совершенно ясно чувствовала, что из нас двоих у меня есть религия, а у нее нет никакой. Этим и объяснялось волнение, которое неизменно охватывало ее при наших встречах.

Но я сама ни на минуту не забывала об этом. Когда она сидела предо мной в своем залитом солнцем будуаре, одетая в восхитительное вышитое платье из розового японского шелка, мне хотелось заплакать от восторга перед ее красотой. Но какой-то голос, мрачный и безжалостный, предостерегал меня: «Ведь она существо другой веры, и между твоей и ее верой не может быть компромисса». В один прекрасный день она узнает, что я думаю о богатстве ее мужа и о том, сколько зла оно приносит миру. Она узнает мое мнение о поклонении автомобилям и коврам ручной работы.

И день этот был совсем не так далек. Она сидела против меня и вдруг, слегка наклонившись вперед, взволнованно произнесла:

– Вы должны помочь мне стать человеком. Я не успокоюсь, пока не смогу принести хоть какой-нибудь пользы в мире.

– С чего же вы думаете начать? – спросила я.

– Не знаю еще. У моего мужа есть тетка, которая интересуется яслями для детей женщин-работниц. Я хотела заняться этим, но мой муж говорит, что это приносит только вред, превращая бедняков в нищих. А вы как думаете?

– Я могу сказать больше, – ответила я. – Это дает женщинам возможность свободно конкурировать с мужчинами и сбивает заработную плату рабочих.

– О, какая головоломная задача! – воскликнула она. – Но неужели же не существует такого способа помогать бедным, который не вызывал бы подобных возражений?

Это снова привело нас к теме, от которой я уклонилась при нашем первом свидании. Она не забыла этого разговора и потребовала объяснения: что я подразумевала под системой заработной платы?

Я рассказываю историю жизни Сильвии Кассельмен не только для того, чтобы показать, чем она была до нашей встречи, но и чем она стала потом. Я хочу изобразить процесс роста ее души, и в этот момент поворотным пунктом для нее явилось знакомство с вопросом классовой борьбы и то, как она реагировала на это открытие. Вы, может быть, скажете мне, что вас борьба классов нисколько не интересует, но вы не станете отрицать факта, что в наш век миллионы меняют свою жизнь в зависимости от подобного открытия. Передо мной, например, была молодая женщина, которую учили держать свои обещания, и она обещала любить и почитать своего мужа и повиноваться ему; но задача эта усложнилась для нее, когда она поняла, что такое заработная плата, тогда как он не понимал этого, да и не желал понимать. Если это покажется вам немного странной канвой для развития семейной драмы, я отвечу, что вы, несомненно, упустили из виду несколько реальных факторов нашего времени.

И я прочла ей маленькую лекцию по политической экономии […]

Наслушавшись от меня рассказов о жизни трудящихся, Сильвия горела желанием навестить меня, а я, конечно, с радостью пригласила ее к себе. Я раздобыла чай какой-то фантастической марки и посуду для его приготовления. Она приехала и пришла в восторг от моих трех комнат и ванной, каждая из которых была меньше чулана в ее собственном доме. Я заподозрила в этом восторге южную noblesse oblige. [1]Но в моей комнате было несколько полок с книгами, и я знала, что для Сильвии ван Тьювер они значили в тот момент больше, чем гардеробы, набитые платьями.

Я с удовольствием убедилась, что мои усилия не пропали даром. Она много размышляла после нашего свидания и даже нашла среди своих развлечений время прочесть выдержки из книги, о которой я как-то упомянула в разговоре. Это был Веблен, и я с удивлением следила за тем, как она реагировала на то, что прочла в его труде.

Когда я говорила ей о заработной плате и условиях труда, то все это должно было казаться моей южной принцессе чем-то очень далеким, чем-то таким, что она с трудом представляла себе в реальности. Но тема, которой касался Веблен, – праздные богачи и те способы и приемы, которыми они осуществляют свою власть, – была непосредственно близка ей. Тонкости светского тщеславия, едва ощутимые различия между новоиспеченными богачами и людьми, разбогатевшими в давние времена, величественная самоуверенность последних и беспокойная робость первых – все это Сильвия знала так же хорошо, как птица ощущала направление ветра. Но для нее было неожиданностью найти в мире книг научное объяснение всех этих знакомых деталей, к тому же изложенное словами, объяснение которых ей приходилось искать в словаре. «Недопустимая праздность…», «Неправильное разделение благ…»