Марго Арнольд - Падший ангел

Меня удивил, даже ошарашил эффект, произведенный им на Белль после их первой встречи. Она сразу же подпала под его странные чары и после этого таскалась вслед за ним как собачонка, трепетно прислушиваясь к критическим тирадам, по-прежнему срывавшимся с его уст. Вследствие такого пристального внимания к его персоне в Джоне, казалось, частично возродился его прежний дух, хотя и без былой тяги ко всеобщему ниспровержению. Я с радостью видела, что взаимное общение идет им обоим на пользу, и в голове моей начал созревать очередной план.

В последние годы Белль стала довольно набожной и, пытаясь заполнить чем-то вакуум своей жизни, перепробовала несколько вероисповеданий, некоторые из них были весьма необычными. Однако ее исканиями никто не руководил, поэтому она – одинокая и несчастная – продолжала пребывать в преисподней собственного изготовления. Что же касается Джона Принса, то он принес ей больше утешения и покоя, чем я даже могла ожидать.

Белль была богатой женщиной. С помощью ее денег Джон мог еще раз попробовать реализовать планы, которые когда-то были так дороги его сердцу. «Почему бы Белль не профинансировать его начинания? – думала я. – Пусть создаст реформированную ветвь англиканской церкви. Таких в последнее время появилось великое множество, и уж кому, как не Джону, возглавить одну из них».

Я поделилась своим планом с Джереми, думая, что уж мы-то с ним сможем прийти к правильному решению. Он слушал, по обыкновению глядя на меня своим хитрым взглядом, а когда я закончила говорить, ухмыльнулся так, что ему позавидовал бы любой сатир.

– Значит, теперь ты собралась протянуть руку помощи Всевышнему?

– Неужели ты не можешь быть серьезным, Джереми? – раздраженно сказала я. – Впервые в жизни я делаю что-то бескорыстно. Кроме того, мне кажется, что мой план очень хорош.

– План-то хорош, да только ничего из него не выйдет, а потому и времени на него тратить не стоит, – парировал Джереми.

– Почему же это он не выйдет? – возмутилась я. – По-моему, я разработала блестящую и логически обоснованную схему дальнейшей жизни для двух людей, которые сейчас бесцельно плывут по течению.

– Принс ни за что не покинет Спейхауз, – уверенно произнес Джереми.

– Я догадываюсь, о чем ты думаешь, но должна тебе сказать, что это совершенно не… – возмущенно начала я.

– Нет, – ухмыльнулся он, – я имел в виду совсем не это. Просто ты неверно судишь о Принсе. Я никогда не был от него в восторге, но не могу не признать: в молодости он действительно был блестящим человеком. Однако огонь, горевший в нем, потух, и разжечь его вновь не удастся ни тебе, ни кому-либо другому. Его дух сломлен, мир стал неинтересен ему. Ты сама убедишься, что ему нужно одно: мирно досидеть остаток дней в Спейхаузе, ожидая встречи с небесами.

– То же самое можно сказать и обо мне, – хмуро ответила я.

– Ты полагаешь? – Джереми все еще ухмылялся, глядя на меня. – По-моему, ты себя недооцениваешь, Элизабет.

– Значит, ты не хочешь мне помочь?

– Нет. Чтобы тратить время, у меня существует куча других дел. Я, конечно, понимаю, что, коли ты что-то решила, ты станешь добиваться своего, но предупреждаю: все твои попытки обречены на провал.

Разумеется, я стала добиваться своего. В любое удобное время я сводила Джона и Белль вместе и затевала разговор – это не требовало особого труда – о добрых делах и религии. Они часами говорили об этом, и я видела, как на Белль нисходит покой, смягчая ее измученные черты.

Однако, хотя мне и казалось, что я все делаю правильно, ничего конкретного из моих усилий пока не выходило. Как-то раз я работала в своем кабинете, а Джон стоял у окна и смотрел на текущие по нему струи ноябрьского дождя. Его поникшая фигура будила во мне горестные воспоминания, и мне хотелось побыть одной.

– Джон, – сказала я резче, чем следовало, – вам не кажется, что настала пора снова заняться каким-то более важным делом? Взгляните, какое широкое поле деятельности открывается для вас в Лондоне, ведь он буквально кишит пороками! Белль очень высоко ценит ваши идеи и с радостью даст денег на любой предложенный вами проект. Подумайте о душах, которые вы вдвоем могли бы спасти от вечного огня!

Джон мягко покачал головой и, подойдя к книжным полкам, стал водить пальцем по корешкам книг.

– Я не могу покинуть Спейхауз, – ответил он.

– Но почему? Что вас там удерживает?

– Хотя бы то, что там Каролина, – нерешительно ответил он, – и школа.

– Неужели из-за тупицы вроде Каролины и кучки деревенских придурков вы упустите возможность сделать что-то действительно важное? – горячо сказала я.

Джон поморщился, поскольку мысль о тупости Каролины всегда причиняла ему боль.

– Вы не понимаете, Элизабет, – мягко начал он. – Когда-то у меня действительно была миссия, но я не справился с ней. И теперь в наказание за это я обречен ждать того дня, когда Господь, решив, что я выстрадал достаточно, наконец призовет меня к себе.

– Но ведь это ужасно! – горячо воскликнула я. – Вы не можете сидеть сложа руки, вы обязаны попробовать еще раз!

И вновь он отрицательно покачал головой.

– Это бессмысленно, Элизабет. Мой огонь потух. Даже если бы я попытался, у меня все равно ничего не получилось бы. У меня не осталось больше сил. Вы – другое дело, вы – прирожденный борец. Вы боролись с жизнью, иногда даже против собственной воли, и вы до конца останетесь такой. А вот у меня все по-другому: когда я попробовал бороться и потерпел поражение, со мной все было кончено. Как бы то ни было, – подвел он итог, – теперь уже слишком поздно. Я уже указал Белль ту дорогу, которой ради спасения своей души ей следует идти. Для меня на этой дороге места нет.

Я была обезоружена и удивлена.

– Ради всего святого, о чем вы говорите?

– Я убедил ее войти в лоно католической церкви, – просто ответил Джон. – Наша церковь умирает, разлагаясь изнутри. Я не удивлюсь, если в течение следующей сотни лет она просто перестанет существовать в качестве духовной силы, разве что внутри нее произойдут какие-то революционные изменения. Что же касается католической церкви, то, несмотря на все, через что ей довелось пройти со времен Реформации, она сильна и продолжает расти. Именно она, в отличие от всех других церквей, может предоставить Белль необходимые ей покой и утешение.

– Не хотите же вы сказать, что она решила пойти в монашки? – сбивчиво выпалила я, потрясенная самой этой мыслью.

– Она будет жить в монастыре, – спокойно ответил он, – но, учитывая ее возраст и взгляды, о постриге речь не идет. Там она обретет покой и уверенность, в которых ей отказал мир. Она обретет счастье.

– Ну что ж, поздравляю, – насмешливо сказала я. – По крайней мере, вам удалось записать в свой актив хотя бы одну спасенную душу. Когда же вы начнете спасать мою?