Барбара Мецгер - Крылья любви

Джеймс Винросс приехал из Лондона с распоряжением, чтобы ни один банковский чек, вообще ни один платежный документ не подписывался без согласования с Джини.

Значит, Ардет доверяет ей вопреки всем тем ужасным вещам, которые она ему наговорила. Это уже было кое-что, во всяком случае.

О, как же ей не хватало его, и как она все еще любила его. Вот доказательство того, что правы поэты: любовь – безумие, возникающее вдруг, ни с того, ни с сего. Точно такое, как сам Ардет, – непостижимое и порою полное страданий.

Она беспокоилась о нем, совершенно одиноком, если не считать уехавшего вместе с ним Фернелла Спотфорда. Сестры Ньюберри заверяли ее, что молодой джентльмен приятен во всех отношениях. Джини была недовольна, когда Джеймс сказал ей, что граф повсюду берет с собой Олива. Джеймс также рассказал ей, что, идя по следам Снелла, они обнаружили кое-что важное. Как выяснилось, Снелл имел возможность ездить в Лондон без ведома Фернелла, значит, вполне вероятна непричастность последнего к скверной истории с дуэлью. Рассказал Джеймс и о том, что его милость вновь затевает свою «выигрышную лотерею», а стало быть, Джини может ожидать приезда новых гостей, нуждающихся в коттеджах, работе или просто в удобном существовании.

Джеймс не спрашивал, почему граф до сих пор отсутствует, хотя тайна вроде бы раскрыта, но он успел пошептаться с мисс Хэдли, так что, видимо, понял, в чем причина. Все в доме знали, что леди Ардет выгнала мужа из его собственного замка.

Джини понимала, что Корин не вернется, пока она сама не попросит его об этом. Не из гордости, нет, просто из уважения к ее желанию. Сколько дней осталось до того ухода, о котором он предупреждал ее? Что, если она больше никогда его не. увидит? Никогда не сможет сказать то, что ей необходимо сказать ему? Просто невозможно прожить остаток жизни в неведении того, была ли она в состоянии изменить порядок вещей, могла ли предотвратить его уход. Если ему неизбежно суждено уйти, она по крайней мере могла бы провести оставшиеся недели с тем, кого любит. Разве это не лучше, чем ничего?

Джини уселась за письменный стол и написала Ардету письмо. Она приносила извинения за сказанные ему ужасные слова. В них нет правды. Он замечательный, дорогой, обожаемый ею человек, но всего лишь человек. Она не должна была требовать, чтобы он совершил волшебство или чудо, а потом негодовать на то, что ему это недоступно. Она не винит его в своей утрате. Как она может такое после всего, что он для нее сделал!..

Но ему вовсе не нужна ее благодарность. Джини подумала и разорвала исписанный листок.

Снова взялась за перо и написала о планах строительства школы, о новой мебели для гостиной, о прогрессе ухаживаний в Кипе: Джеймс Винросс и мисс Хэдли, кузен Спотфорд и миссис Ньюберри, средняя из сестер Ньюберри и Ричард Спотфорд, Мари и Кэмпбелл, Мари и помощник дворецкого, Мари и архитектор… Господи, можно подумать, что она тут устроила брачную контору! Какому мужчине это пришлось бы по душе? Пол усеяли новые обрывки.

Джини начала следующий вариант письма с того, что спросила, не заинтересует ли Ардета конный завод.

Кэмпбелл будет счастлив безмерно, просто почувствует себя на небесах, а Фернелл при желании мог бы стать управляющим в этом деле, чему обрадуется старшая из девиц Ньюберри… Ба, но ведь это звучит как деловое предложение, не более того!

Он, вероятно, интересуется мисс Фридой Спотфорд и ее компаньонкой, которую сам нанял. Написала целую страницу о том, что старая женщина теперь часто выходит на прогулку, но ее, Джини, просто не замечает.

Нет, Ардет может подумать, что это она сама невнимательна.

Изорвав восемь листков, Джини решила, что с нее хватит. Нацарапала всего две строчки, запечатала записку и вручила ее посыльному с настойчивой просьбой доставить как можно скорее.

«Дорогой Корин, – написала она. – Я люблю тебя. Пожалуйста, вернись домой».

Ардет, должно быть, сохранил-таки некоторые прежние способности, ибо ни один обычный человек не мог бы добраться из Лондона до Ардсли за столь короткое время. В первый день он оставил Фернелла позади в облаке пыли, на второй день потерял бы Олива, если бы не сунул птицу за пазуху себе в куртку. Он менял лошадей при любой возможности, платил за самых сильных животных, даже если ему приходилось их покупать. Он спал только в то время, когда становилось совсем темно и нельзя ехать верхом без риска заблудиться или покалечить лошадь. Ел в тех случаях, когда какой-нибудь хозяин постоялого двора всовывал ему в руку кусок сыра или уличный торговец успевал протянуть всаднику пирог с мясом. Пил, когда не забывал наполнить водой бутылку, что лежала в седельной сумке.

Джини его любит. Все прочее не имело ровно никакого значения.

Она ждала его у проезжей дороги. Он не стал спрашивать, каким образом она узнала, что он приедет на три дня раньше, чем можно было ожидать. Она встретила его, она его любит, этого достаточно. Он соскочил с коня и пробежал остаток пути, держа Джини на руках и крепко прижимая к себе, – Олив успел выскочить у него из-за пазухи своевременно. Он целовал ее щеки, ее волосы, а едва она повернулась к нему лицом, поцеловал мягкие, такие сладкие губы. Половина слуг, никак не меньше, глазела на них от входной двери, из парка, из окон. Ну и пусть глазеют, главное, что Джини его любит, все остальное пустяки!

Ну, вероятно, что-то значил приехавший с визитом епископ. Пожилой мужчина громко откашлялся.

– Я люблю тебя, – шепнул Ардет, неохотно поставив Джини на землю на близком, однако вполне благопристойном расстоянии от себя.

Щеки у Джини пылали, когда она сделала реверанс и произнесла:

– Добро пожаловать, милорд. Нам очень не хватало вас.

– А мне не хватало вас, – сдержанно ответил он ради присутствия епископа, даже не пытаясь вслух сравнить ее отсутствие с затмением солнца. – Вы здоровы, миледи?

– Вполне, благодарю вас.

Теперь им предстояло войти в дом. Ардету надо было принять ванну и переодеться. Что касается Джини, ей надо было спуститься с небес на грешную землю… Он любит ее!

В честь визита епископа для трапезы в полдень приготовили праздничный обед. Отмечали возведение новой крыши над церковью на средства, пожертвованные графом. А Джини праздновала возвращение мужа домой.

Ардету хотелось послать к дьяволу всех присутствующих; впрочем, он любезно беседовал со своими соседями за столом. Какого черта пригласили так много народа и усадили его самого так далеко от Джини за этим длинным столом? Почти половину присутствующих он еле узнавал, но предполагал, что это новая партия спасенных, добравшихся сюда из Лондона. Надо бы отправить их в его новые владения. В Константинополь.