Барбара Мецгер - Крылья любви

Настало время, когда леди в соответствии с общепринятым этикетом оставляют мужчин одних. Он как хозяин удалиться, черт побери, не мог. Сидел и выслушивал тосты в свою честь и восхваления гостей, сколько хватило терпения, а потом вежливо спровадил епископа под тем предлогом, что надвигается гроза и дорога может стать опасной. Прочим гостям он сказал, что завтра будет весь к их услугам – надо обсудить дела, связанные со школой, положение на фермах и так далее. Леди слишком долго оставались одни (в особенности одна из них).

– Не хотите ли прогуляться, дорогая моя? – спросил он Джини, когда наконец добрался до гостиной.

– А как насчет грозы? – спросила Джини, но, отвернув голову к окну, увидела ясное небо, какое бывает в погожие осенние дни. – О да, спасибо, с удовольствием.

Ардет отдал распоряжение слугам немедленно заняться уборкой, а Джини сходила наверх к себе в спальню за шалью. Потом она оперлась на его руку, предоставляя ему право самому найти уединенное место, где они могли бы поговорить. И поцеловаться.

Он провел ее вдоль задней стороны замка, мимо башни мисс Спотфорд и через огороженный стеной садик, в котором Спотфорд с сестрой играли в карты. Джини объяснила, что у компаньонки сегодня вторая половина дня свободна, и потому она отправилась навестить свою племянницу. Спотфорд улыбнулся и помахал им на прощание, вызвав румянец на щеках у Джини своим понимающим взглядом.

Закрыв за собой калитку садика, Ардет направился прямо к руинам старого замка, его Кипа.

– Это безопасно? – спросила Джини.

Она не приходила сюда с тех пор, как услышала о несчастье, происшедшем с мисс Спотфорд.

– Там, где мы проходим сейчас, безопасно. Я проводил время здесь до отъезда в Лондон.

– Ты играл на флейте.

– И чувствовал себя здесь ближе к небу, когда просил прощения.

– Тебе не за что просить прощения, – сказала Джини, как бы снова переживая свои гневные тирады. – Ты всего лишь человек, а я требовала, чтобы ты стал Богом.

– Нет, я монстр, чудовище, недоступное твоему воображению и со множеством грехов. Потом я встретил тебя. И решил сделать все, чтобы стать человеком. Думал, что если постараюсь быть лучше многих, жить честно и творить добро, то этого достаточно, чтобы считаться совершенным. Я ошибался. Ничто не могло сделать меня таким, кроме твоей любви. Я сознаю это теперь, моя дорогая, моя бесценная Джини. Я сожалею, что не говорил тебе об этом, но я не знал, как это делать. Я не знал, что такое любовь, пока ты не показала мне. Остаться без тебя все равно что остаться без…

– Без собственного сердца? Я понимаю. Я тоже это почувствовала. Я жила в сумраке, пока ты не вернул мне свет.

Он взял ее за руку, и они перебрались через несколько упавших камней в центр того, что было когда-то главным залом древнего замка. Остановились подальше от полуобрушившихся стен. Здесь росла трава, среди которой пестрели венчики уцелевших полевых цветов. По приказанию Ардета слуги принесли сюда подушки и одеяла, а также вино. Принесли они и флейту, памятуя о прежнем обыкновении Ардета играть на ней среди руин.

– Ты сыграешь для меня? – спросила Джини. – На этот раз счастливую мелодию?

– Да, но позже. Сначала я хочу сыграть иную композицию. Мы можем сочинить музыку совместной жизни, если ты хочешь.

Джини уже укладывала подушки.

– Нас никто не увидит?

– Олив посторожит нас. И пусть повернется к нам спиной, если понимает, что для него лучше.

Последние слова Ардет произнес очень громко. Он помог Джини накрыть одеялом постель из подушек, потом принес ей бокал с вином.

– Ох, пока я не забыл. Должен предупредить, что тебе понадобится новая компаньонка. Джеймс попросил разрешения формально ухаживать за твоей мисс Хэдли. Я понимаю, что они оба люди взрослые, но сказал Джеймсу, что посоветуюсь с тобой. Джеймс собирается баллотироваться в палату общин от этого округа. Таким образом, он будет в состоянии продолжить начатую мной работу по осуществлению реформ. Я подумал, что мы могли бы преподнести им Уиллфорд-Хаус в качестве свадебного подарка.

Она поспешила согласиться, радуясь за своих друзей.

– А кто же будет твоим секретарем?

– Кузен Фернелл готов принять на себя обязанности моего помощника в Лондоне. Он теперь ведет трезвый образ жизни. Рэндольфы присмотрят за ним, поскольку он будет жить в нашем лондонском доме.

– Фернелл?

– Он оказался весьма сноровистым при отыскании выигравших в лотерею.

– Но ведь лотереи больше нет.

– Теперь она есть. Так ты не возражаешь против того, чтобы расстаться с мисс Хэдли?

– Ты единственный компаньон, который нужен мне навсегда.

– Ах, Джини, твоя нежность трогает меня до глубины души.

Она трогала его и по-другому, ласковыми движениями рук, лишив его дара речи и почти что – возможности дышать. Они целовали друг друга страстно, неистово, их языки соприкасались.

Считанные минуты – и они лежали на одеяле, постеленном на землю, на его землю, лежали, накрывшись черным плащом Ардета. Он нежно трогал кончиками пальцев ее глаза, губы, волосы, стараясь не спешить, пытаясь запечатлеть в памяти каждую черточку своей прекрасной новобрачной. Он пропускал пряди ее волос между пальцами, любуясь сияющими в них отблесками солнечных лучей.

– Я подстригла волосы.

– Я вижу. Ты теперь похожа на озорного ангела, моего собственного ангела.

Она доказала ему, что она вовсе не ангел, нетерпеливой рукой распустив узел его шейного платка.

– Ты не против, – заговорила она, сняв с себя платье и отшвырнув корсет, шнурки которого Ардет успел распустить, – ты не против того, что твоя новобрачная не девственница?

Он сбросил туфли и принялся стаскивать с себя рубашку через голову.

– А что я мог бы получить от девственницы? Девическую нервозность, стыдливость и жалобы, на боль? – Тут он вспомнил о происшедшем и спросил: – Ты совсем поправилась?

– Прошел уже целый месяц! – отрезала она и дернула его за рукав.

Когда рубашка была наконец снята, Джини увидела на шее у мужа ленточку, на которой висело кольцо с рубином.

– Теперь ты будешь носить это кольцо?

Джини позволила ему надеть кольцо ей на палец.

– Я венчаюсь с тобой этим кольцом, – произнес он торжественным тоном.

– Теперь ты можешь поцеловать новобрачную, – ответила Джини с улыбкой.

Донельзя разгоряченные, оба избавились от последних остатков одежды и теперь, совершенно обнаженные, могли любоваться друг другом. Джини поцеловала шрам от недавней раны у него на плече, а потом – тот страшный рубец ниже груди. Корин в свою очередь Деловая ее груди, приподняв их, лаская и чувствуя тяжесть этих драгоценных свадебных подарков.

– Ты так красива, любовь моя! Но скажи мне, ты уверена, что готова к большему? Ни за что на свете я не хотел бы причинить тебе боль.