Анита Миллз - Дикая роза

– А ты не знаешь, куда они могли деться? И в каком направлении пошли? – нетерпеливо спросила она и, не дожидаясь ответа, приблизилась к женщинам и стала расспрашивать их, не видели ли они маленькую девочку по имени Т'сана и что они знают о ней. Индианки подозрительно посмотрели на Энни и отрицательно покачали головой.

– Мать семейства зовут Асабети, если, конечно, я правильно произношу, – подсказал Хэп.

– Асабети? – переспросила она и увидела по глазам женщин, что имя это им явно знакомо. Тогда она прошлепала по воде к одной из индианок и попросила показать, где искать Асабети. Затем, возвратившись к Хэпу, указала в сторону тех типи, куда, как он и видел, убежала девочка.

– Они тоже квахади, но из другого племени, и прибыли сюда совсем недавно, – говорила она, едва не задыхаясь от волнения. – Их пятеро: Асабети, ее муж, которого звать Васека, мальчик, девочка и грудной младенец.

И она, прошептав: «Боже милосердный, молю тебя, сделай так, чтобы это оказалась Сюзанна!» – поспешила в указанном индианками направлении.

– Только ничего им не говори, – предупредил Хэп, едва поспевая за ней. – Глянешь на нее, и достаточно. Не дай бог они узнают, зачем ты хочешь ее увидеть.

Им повезло: девочка, поджав под себя скрещенные ноги, сидела перед типи, украшенным огромным ярко-красным диском, очевидно, изображающим солнце, и, прижимая к себе куклу, гладила ее волосы и что-то тихо напевала ей по-индейски. Когда они подошли поближе, девочка подняла голову, и по всему телу Энни пробежала дрожь, а сердце сжалось и мучительно-сладостно затрепетало. Она подступила к малышке еще ближе и, заставляя себя говорить спокойно, чтобы не испугать ее, тихо спросила:

– Т'сана?

Затем, сказав девочке, что это очень красивое имя, опустилась на колени и, коснувшись фарфорового лица куклы, спросила, как ее зовут. Девочка недоуменно покачала головой, и Энни подсказала: – Молли.

– Мойи?

– Нет, Молли.

– Мол-ли, – старательно повторила девочка. – Мол-ли.

Трудно было сказать, пробуждаются ли в памяти ребенка хоть какие-нибудь воспоминания, но у Энни не было ни малейших сомнений, что перед ней ее дочь. Она всматривалась в каждую черточку родного лица, узнавая голубые глаза, мягкую линию щеки, характерную форму подбородка, унаследованную от Итана. Она протянула трясущуюся руку и коснулась хрупкого плеча дочери.

– Сюзанна, ты меня помнишь? Я твоя мама. Ах, боже мой, ты слышишь меня, Сюзанна? Я твоя настоящая мама.

– Энни, я же тебя предупреждал!

Она ласково провела по худеньким ручкам девочки и, сдерживая слезы, воскликнула:

– Хэп, мы нашли ее! Мы все-таки ее отыскали!

– Т'сана! – послышался женский голос.

Из типи вышла Асабети и, увидев белую женщину, остановилась, но тут же опомнилась, схватила девочку за руку и, потащив ее за собой, подтолкнула ко входу в типи, после чего повернулась к Энни и разгневанно спросила, зачем ей понадобилось трогать Т'сану. Энни, пораженная вспышкой индианки, сначала растерялась, но тут же стала уверять, что ей просто очень понравилась кукла. Впрочем, Асабети не слушала ее объяснений, а поспешила возвратиться в типи.

Энни некоторое время смотрела перед собой невидящим взглядом, затем стремительно повернулась и, прежде чем Хэп успел остановить ее, бросилась бежать по направлению к центральной части стойбища. Хэп помчался вдогонку и, с трудом настигнув ее, схватил за плечи.

– Что это, черт побери, ты задумала?

– Мне нужно встретиться с Кваной. Скажу ему, что она моя дочь, и попрошу мне помочь, – задыхаясь от быстрого бега, проговорила она. – Они не имеют права держать у себя мою девочку!

Она попыталась вырваться из его рук, но он держал ее крепко.

– Неужели ты не понимаешь, Энни, что эта индианка скорее перегрызет тебе горло, чем отдаст ее?

– Но она моя дочь! Теперь, когда я нашла ее, я никуда без нее не поеду!

– Послушай, у нас единственный выход – похитить ее, понятно? Да стой же ты тихо, тебе говорят! – И он еще крепче сжал ее в тисках железных объятий. – Ты можешь меня спокойно выслушать?

Она судорожно вздохнула, затем кивнула:

– Ладно, говори.

– Пойми, Энни, девочка живет у них достаточно давно, и совершенно ясно, что Асабети страшно гордится ею. Так вот, если ты начнешь повсюду ходить, расспрашивать всех о ней и говорить всем, что она твоя дочь, можешь представить, что здесь начнется! Надеюсь, ты понимаешь это?

– Да, понимаю.

– Поэтому надо ухитриться увезти ее таким образом, чтобы за нами не поскакала вдогонку пара сотен разъяренных команчей. Я думаю, сейчас лучше всего держаться подальше, а затем, дождавшись подходящего момента, попросту выкрасть ее. Ну а самый подходящий момент – это когда их внимание будет чем-то отвлечено, и, прежде чем они хватятся ее, мы будем уже бог знает где.

Она кивнула.

– Так что никому ничего не говори, – продолжал он, – даже Молодому Быку и Утренней Заре. Ну и, конечно, второй его жене.

– Ладно.

– И повторяю: теперь, когда ты увидела ее и убедилась, что это Сюзанна, тебе лучше держаться от нее подальше. Иначе они спрячут ее от нас, и ты больше никогда не увидишь свою дочь. Ты ведь не хочешь этого?

– Разумеется, нет. Но я ведь уже сообщила Утренней Заре, что завтра утром мы уезжаем.

– Ну так скажи ей, что ты в положении и плохо себя почувствовала, так что пока ехать не в состоянии, – подсказал он, выпуская ее из объятий.

– Ты прав. Но я не совсем понимаю, как в таком случае…

– Это уж моя забота: девочку под наблюдением буду держать я. И лучше всего это делать, когда я буду писать свою книгу. Похоже, здешняя детвора никогда раньше не видела кошек, да еще на поводке, так что они постоянно будут торчать возле меня.

– А мне чем прикажешь заниматься?

– Да ничем. Веди себя, как обычно: болтай с кем-нибудь или просто гуляй. Словом, жди. Я не собираюсь тянуть с этим делом, обещаю. Не пройдет и недели, как я заберу ее отсюда. И тогда мы все поедем домой – ты, я и Сюзанна. А к тому времени, когда мы туда доберемся, у меня уже руки будут чесаться поскорее приняться за фермерские дела, и мне не надоест заниматься этим до конца моих дней. Черт возьми, я теперь это точно знаю.

Взяв с собой блокнот и прихватив Паучка, он отправился на прежнее место у реки, но детей там уже не было – только лишь женщины, набиравшие воду в горшки для приготовления пищи. Тем не менее он выбрал удобное место, сел и продолжил писать историю своей жизни. Дело спорилось, и через короткое время у него уже было готово несколько новых страниц. Ему подумалось, что, когда он закончит книгу и ее прочтут, никто не поверит, что все это было на самом деле. Раньше, до того, как он взялся писать воспоминания, ему и самому трудно было представить, что за тридцать семь лет своей жизни он успел совершить так много. Через какой-то месяц ему стукнет тридцать восемь, но это его больше не беспокоило. Ему теперь есть ради кого жить. Ради Энни, ради Сюзанны, ради будущего ребенка.