Лаура Гурк - Надежда на счастье

– Ты испечешь пирог на мой день рождения, мама? – спрашивала Миранда.

Остановившись в дверях, Конор уловил аппетитные запахи свежего хлеба и жареного цыпленка.

Он уже хотел уходить, чтобы не мешать семейству, но тут Честер вдруг поднял голову и глухо зарычал. Все сидевшие за столом сразу же повернулись к двери.

– Мистер Браниган, вы снова на ногах? – удивилась Оливия. – Я собиралась отнести вам поднос с едой, но если уж вы встали, то, может быть, присоединитесь к нам?

Девочки дружно поддержали это предложение. Повернувшись к старшей дочери, Оливия сказала:

– Бекки, подай, пожалуйста, прибор для мистера Бра-нигана.

Конор почувствовал себя неловко. Ему не место здесь, он здесь чужак.

Но тут Кэрри вскочила с места и подошла к нему. Она схватила его за руку и потащила к столу.

– Вы можете сесть рядом со мной, – сказала она, указывая на свободный стул величественным жестом королевы, удостаивающей высокой чести своего любимого рыцаря.

Конору оставалось лишь подчиниться. А Бекки поспешила к буфету, чтобы принести для него тарелку.

– Вижу, одежда вам подошла, – заметила Оливия.

Конор повернулся так, чтобы она могла увидеть разорванные швы на спине.

– Теперь подходит.

Она улыбнулась, и Конор вдруг понял, что впервые увидел ее улыбку. Оливия и так была довольно хорошенькая, но улыбка совершенно ее преобразила – улыбнувшись, она стала настоящей красавицей. Конор не мог бы объяснить, почему так происходило, – это казалось просто чудом, волшебством.

Он смотрел на Оливию, не в силах отвести глаза, и не сразу заметил, что Бекки уже принесла ему тарелку со столовым прибором.

Тут Оливия вновь заговорила:

– Бекки, теперь твоя очередь произнести молитву.

– А может, это сделает мистер Конор? – сказала девочка, улыбнувшись ему.

Конор замер на мгновение. Благодарить Господа за пищу? Он не станет это делать. Просто не сможет. Он подавился бы этими словами.

– Простите, я… не очень голоден. – Конор резко поднялся. – Думаю, мне нужно сейчас подышать свежим воздухом.

Стараясь идти как можно быстрее, он направился к двери. Оливия и девочки с удивлением смотрели ему вслед.

Дерри, Ирландия,

1847 год

– Та ocras orm, [4]Конор, – пробормотала Меган.

– Знаю, я тоже хочу есть. – Конор сел рядом со своей сестренкой и накинул ей на плечи рваное одеяло, которое ему только что посчастливилось украсть.

Сестра прислонилась спиной к кирпичной стене дома в переулке и положила голову на плечо Конора.

– Ты что-нибудь нашел? – спросила она.

Он колебался, не желая вытаскивать из кармана то, что нашел на рыбном рынке. Но тут Меган взглянула на него, и он увидел в лунном свете глубокие впадины на ее некогда округлых щечках. Конор со вздохом вытащил из кармана рыбные объедки и протянул самый большой кусок сестре.

Меган подняла глаза к небу и прошептала благодарственную молитву за пищу. Потом принялась есть. Но ее желудок не мог принять тухлую рыбу после того, как целую неделю она совсем ничего не ела. Девочка отвернулась, и ее тут же вырвало. Слишком слабая, чтобы сидеть, она клубочком свернулась рядом с братом, положив голову ему на колени.

– Извини, – жалобно прошептала она.

Конор судорожно сглотнул.

– Ничего, милая. Постарайся уснуть. Завтра я найду что-нибудь получше.

Но ничего лучшего не будет, и они оба это знали. Борясь с тошнотой, Конор медленно ел рыбу и думал о кораблях, которые у него на глазах отплывали из Лох-Фойла и держали курс на Англию. Он знал, что эти корабли нагружены ирландским маслом, зерном, свининой и домашней птицей – всем тем, что скоро окажется на столах богатых британцев.

Закрыв глаза, Конор заставил себя не думать о еде. Он сосредоточил все свои мысли и чувства на ненависти – только она помогала ему до сих пор оставаться в живых.

– Я ничего не вижу, – раздался вдруг шепот Меган, и она вцепилась в его руку. – Конор, я ничего не вижу.

Его охватил страх.

– Я тоже ничего не вижу, – солгал Конор. – Тут тьма кромешная.

– Нет-нет, ведь была луна, а теперь я ее не вижу. Мне кажется, что я умираю.

– Ты не умрешь. Тебе всего девять. Как ты можешь знать, что умираешь?

– Ты теперь останешься совсем один. Мне так жаль…

– Ты не умрешь, – прохрипел Конор, – не болтай глупости.

– Мне страшно, Конор. Рядом даже нет священника, чтобы исповедаться. – Голос девочки с каждым словом становился все слабее. – А если я не исповедуюсь в грехах, то попаду в ад.

Конор не стал говорить сестре, что они с ней уже и так в аду.

– Никаких грехов ты не совершила, поэтому не попадешь в ад. Я тебе обещаю. Разве я когда-нибудь нарушал свое обещание, а?

– Нет.

– Вот видишь? Ты не умрешь, а если бы умирала, то ангелы, я уверен, ждали бы тебя у ворот рая.

– Ах, хорошо бы… – Сестра еще крепче сжала его руку. – Конор, обещай мне… – Она умолкла.

– Что обещать? – Он посмотрел в бледное лицо сестры – посмотрел, не желая верить в неизбежное. Он вдруг пожалел, что не рассказал ей о кораблях. Ему хотелось встряхнуть ее, хотелось крикнуть ей, чтобы она подумала о разрушителях домов, о сестрах и о Майкле. Возможно, это заставило бы ее ненавидеть так, как ненавидел он, и тогда она, как и он, жила бы ради мести.

Но Меган не походила на него. Она не могла ненавидеть, в ней этого просто не было.

– Пожалуйста, обещай, что меня не сожрут крысы, – прошептала сестра, отпуская его руку. – Или собаки. Найди кладбище и похорони меня в земле как подобает. Обещай.

Ему показалось, будто чьи-то руки сжали его горло.

– Я обещаю, – произнес он с усилием.

Той ночью Меган умерла, и Конор решил, что Бога он ненавидит так же, как британцев. Именно ненависть дала ему силы сдержать свое обещание.

Оливия обнаружила его на передней веранде. Погруженный в свои мысли, он, казалось, не заметил ее появления. И она решила воспользоваться случаем и незаметно понаблюдать за ним.

Он такой непредсказуемый… И настроение у него мгновенно меняется. Она вспомнила, как он вскочил из-за стола и быстро удалился. Почему же он так внезапно ушел?

Немного помедлив, она приблизилась к нему и тихо сказала:

– Я оставила вашу тарелку на столе. Если захотите поесть, скажите мне.

Он промолчал.

Оливия присела на скамью рядом с ним и вновь заговорила:

– Сегодня вечером я соберу несколько рубашек брата и посмотрю, нельзя ли сделать из них рубашку, которая подойдет вам по размеру.

– Эта одежда принадлежала вашему брату? – спросил он.

Она кивнула.

– Стюарту. Он погиб на войне. – Помолчав, Оливия добавила: – И мой брат Чарлз – тоже. Их обоих убили под Геттисбергом.

Он долго молчал, потом вдруг произнес: