Жюльетта Бенцони - Искатели приключений: откровения истории

Не в состоянии промолвить ни слова, Ружевиль только поклонился. Видеть королеву в подобных обстоятельствах было для него невыносимо, ему казалось, что сердце его разрывается. Он бережно хранил восхитительные воспоминания о Версале, о кокетливой, всегда несравненно прекрасной женщине. В то время, когда он только вернулся из Америки, где служил у генерала Вашингтона, Мария-Антуанетта переживала расцвет своей красоты, ничем не омраченное счастье, вызывала восхищение, любовь, все юноши двора буквально умирали от одного ее взгляда.

Но в этой тюрьме Мария-Антуанетта была всего лишь тридцатисемилетней, уже постаревшей, женщиной с лицом серьезным, искаженным страданием и болезнью, она пыталась держаться мужественно, но глаза ее были наполнены смертельной тоской с тех пор, как у нее отняли детей. Некогда изумительно взбитые прекрасные белокурые волосы свободно лежали по плечам, завиваясь в милые локоны, но теперь они стремительно седели. От былого великолепия Мария-Антуанетта сохранила только неподражаемое величие благородной посадки головы. В черном платье, стянутом на талии плиссированной лентой, она была настоящей королевой, быть может, еще больше, чем в шелках Версаля…

Она бросила на новоприбывшего быстрый взгляд и тут же отвела глаза, но легкий румянец уже покрыл ее бледные щеки. Ружевиль понял, что она его узнала. Неистовое желание броситься к ногам узницы охватило его, покрыть поцелуями исхудавшие, такие прекрасные руки. Но таинственным образом вид этой несчастной заставил сердце юноши любить еще сильнее.

Мария-Антуанетта видела Александра Гуза де Ружевиля в третий раз. Первый раз простой шевалье из Сент-Луиса, галантный и страстный, появился как раз в те тяжелые часы, когда толпа атаковала Тюильри, и два раза вырывал ее из их рук. То было 20 июня, он защитил королеву своим телом. Второй раз она видела его страшным днем 10 августа 1792 года, когда они схватили короля и отволокли его в Тампль.

Пока Мишони произносил формальности, которые никто не слушал, слезы навернулись на глаза королевы. Ружевиль смотрел на нее неотрывно, так выразительно, что это становилось опасно. Мишель как ни в чем не бывало продолжал перечислять свои трудности. Тогда Ружевиль подошел к столу и как бы невзначай позволил упасть одному цветку из бутоньерки. И быстро взглянул на нее.

Мария-Антуанетта оценивала этого маленького человека тридцати шести лет, с живыми глазами и волевым лицом, несколько испорченным оспой, с хорошо ухоженными длинными белокурыми волосами. Она, казалось, ничего не поняла. И вот, когда Мишони, попрощавшись, направился к двери, Ружевиль быстро приблизился к королеве и прошептал очень тихо:

– Поднимите цветок, мадам, в нем мой самый главный обет. Я приду в пятницу, – потом добавил еще тише:

– Когда мы будем уходить, произнесите как-нибудь ваш ответ…

Мария-Антуанетта перевела взгляд на цветок, казавшийся светлым пятном на сером каменном полу. Тут вошел жандарм Жильбер, и визитеры покинули ее.

С бьющимся сердцем королева подняла цветок, вынула из сердцевины свернутый в трубочку листочек тонкой бумаги и, подойдя к пятну света, падавшему из окна, прочла следующее:

– Я никогда вас не забывал, – писал шевалье, – и все это время искал случая избавить вас. Если вам нужны три-четыре сотни луидоров для тех, кто вас окружает, я принесу их в следующую пятницу…

Сердце несчастной женщины, казалось, рвалось из груди. Смысл послания совершенно прозрачен. В пятницу Ружевиль принесет золото, которое обеспечит молчание охраны, и оно же, видимо, пропустило его сюда. Впервые после смерти короля во мраке, окружавшем королеву, забрезжил свет, но одна мысль холодом проникла в ее сердце.

Вспомнив, как теперь представили шевалье, она подошла к двери и позвала Жильбера:

– Простите меня, но я забыла попросить господина администратора об одной вещи, которую он мне обещал и которая необходима мне по болезни…

– Хорошо! – отвечал жандарм, – я посмотрю, здесь ли он еще…

Он не успел уйти далеко. Он прошел к женским камерам и обсуждал проблему крыши, которая сильно протекала. Когда Жильбер доложил ему о желании королевы, Мишони изобразил крайнее недовольство.

– Еще! О мой Бог! Как эта женщина надоедлива! Я же ей сказал, чтобы она не предъявляла мне больше никаких претензий. Но вот не прошло и четверти часа…

Внезапно Ружевиль прервал его:

– Если тебе это так неприятно, гражданин, я заменю тебя. Это будет частью моей работы…

Физиономия Мишони осветилась видимой радостью.

– Это… прекрасная идея! Иди, гражданин Гуз, и удачи…

Как на крыльях, полетел Ружевиль к королеве, оставив Мишони и его протекающую крышу.

Мария-Антуанетта смотрела на посетителя с пугающим восхищением.

– Ваша записка потрясла меня, шевалье.

– Не заботьтесь обо мне. У меня есть деньги, достаточно денег для гражданина администратора, их вполне хватит даже для того, чтобы вытащить вас отсюда.

– Меня беспокоит не опасность, грозящая моей жизни. Мои дети – вот предмет моих самых страшных мук.

– Ваше мужество сломлено?

– Если я больна и сломлена, это не значит, что мое сердце смирилось.

– Мужайтесь, мы вам поможем. Я вернусь послезавтра, в пятницу, и вы получите деньги, необходимые для ваших стражей…

Короткий разговор был прерван. Одна из двух женщин, прислуживавших королеве, Арель, жена полицейского, вошла, неся в руках кувшин воды. Королева красноречивым взглядом объяснила шевалье, что женщина ненадежна. Он возвысил голос:

– Все ясно, гражданка, я передам ваши заявления шефу.

После чего, не прощаясь, повернулся на каблуках, собираясь выйти. Арель оказалась у него за спиной. Это была маленькая смуглая брюнетка с бегающими глазками. Она настороженно вглядывалась в Ружевиля, затем, улыбнувшись, произнесла:

– Гражданин Мишони ждет тебя, гражданин, он там, в коридоре, с унтер-офицером Дюфреном.

Ружевиль изобразил пленительную улыбку, которая должна была тронуть женщину.

На следующий вечер Ружевиль приехал в один дом в деревеньке Вожирар, куда он был приглашен на ужин. Этот дом, прекрасная загородная резиденция, принадлежал молодой вдове Софи Дютийель, которая была в то время официальной любовницей шевалье. Это была очаровательная юная дама двадцати двух лет, живая и веселая, чей шарм на время привлек Ружевиля. И хотя его сердцем полностью владела королева, он оставался при том большим любителем симпатичных мордашек и легких юбок. А Софи, с ее изящным шармом, изысканностью и прекрасным вкусом была что называется для конспирации. Она никогда не задавала вопросов, зато всегда могла поднять настроение. И потому именно у нее он и расположил центр по подготовке побега.