Джулия Грайс - Изумрудное пламя

Тетя подняла руку, требуя внимания:

– Однажды в порт вошла шхуна «Королева Миссисипи». На борту ее была маленькая девочка. Это была ты. Грязная-прегрязная. Думаю, ты ни разу не умывалась за всю дорогу. При тебе был багаж: несколько платьев, кукла и краски, а также письмо, написанное колонистом, после того как он отыскал тебя под повозкой, в которой умерли твои родители. Он знал только то, что у тебя есть родственники в Батон-Руже и их фамилия Делани.

– И вы приютили меня у себя и вырастили, – с дрожью в голосе сказала Эмеральда.

– Да. Я никому не говорила, кто ты на самом деле. Твои родители, как я понимаю, взяли себе фамилию Реган. Всем знакомым я сказала, что ты наша дальняя родственница из Охо. Это так и было. Кельвин предупреждал меня, что рано или поздно правда выйдет наружу. И вот…

Эмери вспоминала детство и не находила никаких аргументов, подтверждающих слова тети.

– Я точно помню, что маму звали Мария Карстейн, а не Офелия. И она была белая. Это я точно помню, тетя.

– Прости, Эмеральда. Теперь я понимаю, что не надо было воспитывать тебя как леди. Но я так полюбила тебя и хотела только добра. Я полюбила тебя с той самой минуты, как впервые увидела.

Эмеральда бросилась в объятия Анны.

Вечером, спускаясь к ужину, Эмеральда была словно в трансе. Анна, сделав над собой усилие, тоже вышла к ужину. За столом уже не было того напряжения, какое было утром. Малышка Кора рассказывала о лягушке, которую нашла в саду, а двенадцатилетняя Синдия – о своем новом пони. Обстановка за столом была почти такой, как всегда.

Только Эмеральда и Антон сидели тихо, Антон жевал с мрачным видом, старательно избегая смотреть Эмери в глаза. Он жадно шарил взглядом по ее телу, заставляя девушку заливаться краской стыда. Что будет с ней, если она останется в поместье в полном распоряжении Антона?

Она вспомнила слова тети:

– Кельвин назначил Антона управлять поместьем против моей воли и вопреки моим советам. Я пыталась объяснить ему, что мальчик не изменился, но Кельвин настоял на своем. Он хотел видеть в нем мужчину.

– И теперь этот мужчина здесь, в поместье, – с горечью произнесла тогда Эмери.

– Да, – протянула Анна, – но я попробую поговорить с ним, попытаюсь объяснить ему, как он несправедлив к тебе.

Эмеральда не знала, состоялся ли у тети разговор с сыном. Ей хотелось есть, но кусок не лез в горло.

«У тебя белая кожа и зеленые глаза, но это не меняет сути. Все равно ты дочь рабыни, моей рабыни!»

Рабыни!

Одним-единственным словом Антон перечеркнул всю ее жизнь. Здесь, на Юге, между двумя расами, черной и белой, лежит непреодолимая пропасть. Если в ней течет хоть одна капля черной крови, мир белых людей для нее закрыт навсегда.

Как сказал Антон, она не сможет выйти замуж ни за одного молодого человека из порядочной семьи, из тех, кто ухаживает за ней. Он может лишить ее и общества двоюродных сестер, настроив их против нее.

Эмери выросла среди благородных семей Юга, получила приличное образование и ничего общего не имела с рабами.

Но сейчас, если верить словам Антона, у нее не будет ничего общего с белыми людьми. «Рабыня… Рабыня…» Звучит как кошмарный бред.

– Пройдем в библиотеку, – приказал ей Антон после ужина. Он произнес эту фразу тоном, каким говорят с прислугой, – резким и повелительным, тоном, каким в усадьбе Сто Дубов не принято было разговаривать даже с рабами.

Эмеральда была в затруднительном положении. Они с Чармиан по очереди читали друг другу книги Эдгара По, сюжет был захватывающим, и они договорились продолжить чтение после ужина.

Эмери покачала головой в знак отказа.

– Пошли, чего ты ждешь? – раздраженно повторил Антон. – Может, ты не поняла меня? Я хочу, чтобы ты пошла со мной.

– Хорошо.

Они вошли в библиотеку, Антон закрыл дверь и остановился перед широким письменным столом отца, опершись на столешницу. Он не предложил ей сесть. Вместо этого он открыл коробку сандалового дерева, богато инкрустированную перламутром, и достал длинную сигару. Церемонно отщипнув кончик, он закурил, демонстративно выпустив дым в лицо девушки.

– Хорошие сигары. У моего отца их много, жаль, что он умер, так и не успев выкурить их все. Итак, приступим. Как я уже говорил, ты выросла, не так ли?

«Странно, – подумала она, – зачем было приглашать меня сюда, чтобы еще раз повторить очевидные вещи?»

– Думаю, что да, – ответила Эмери.

– Ты стала красивой.

– Я…

– Я бы даже сказал, очень красивой. Такие девушки, как ты, часто бывают красивыми. Говорят, мулатки в Нью-Орлеане считаются одними из самых очаровательных женщин мира. А у тебя, Эмеральда, есть над ними преимущество: для таких, как ты, у тебя очень необычный цвет глаз.

– Что значит для таких, как я? О чем ты говоришь? – взорвалась Эмери.

– Разве ты не поняла? Конечно, о твоей черной крови, – растягивая слова, произнес Антон.

– У меня не черная кровь! И кожа у меня не смуглая. Я – это я! Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?!

– Очень даже смею. Я здесь хозяин. Раз уж я вернулся в этот благословенный край, то должен извлечь максимум пользы из своего пребывания здесь. Должен же я быть вознагражден за собачью работу под палящим солнцем.

Он снова скользнул взглядом по ее стройной фигуре, задержавшись на вырезе ее платья.

– Какое мне дело до того, что тебе придется работать здесь как собаке! – закричала она. – Больше всего мне хотелось, чтобы ты убрался на свой Север и оставил нас в покое. Никто из нас не хочет, чтобы ты жил здесь, Антон. Ты доставляешь моей тете одни огорчения, укорачиваешь ей жизнь.

– Я собираюсь вести дела на плантации ради нее, – едко заметил Антон, – и вообще, не пора ли тебе замолчать? Я получил усадьбу, а вместе с ней и тебя, мою рабыню. И ты не смеешь перечить мне после того, как я выяснил, кто ты такая. Я имею на тебя все права.

– Нет! – закричала Эмери. – Ты не имеешь на меня никаких прав! Ты безумец!

– Я так не считаю и думаю, что мы поладим. Ты будешь моей, моей любовницей. И если ты согласишься, я буду молчать о твоем происхождении, и жизнь пойдет, как и прежде, а если откажешься…

– И что будет, если я откажусь?

– Окажешься там, где живут рабы. Я смогу это сделать. Может, тогда ты станешь более покладистой.

– Ты не сделаешь этого. – Она в ужасе отшатнулась.

– Почему же? – Он пожал плечами. – Ты ведь дочь беглой рабыни, не так ли? Дочь Офелии? Значит, ты тоже рабыня, кем бы ни был твой отец.

Не осознавая, что она делает, Эмери дала ему пощечину. Раздался громкий хлопок, и Эмери испугалась, что его могли услышать и вне библиотеки. Глаза Антона налились гневом.

– Будь ты проклята, рабское отродье! Еще ни одна женщина не посмела обидеть меня безнаказанно, теперь я точно возьму тебя!