Виктория Холт - Змеиное гнездо

– Видите ли, его дом там. Он там родился и вырос.

– Но здесь ведь гораздо лучше.

Я не намеревалась оспаривать мнений миссис Эллингтон, но тут не выдержала.

– У Майры очень большой дом, и ей нравится вести его. Она привыкла к дому, а сейчас ее главная забота – мальчик. Он помогает ей пережить трагедию. Она перенесла ужасный удар.

– А эти людишки, осмелившиеся бунтовать… и, трудно даже вообразить, Майра среди них.

– Вы говорите про буров?

– Смею надеяться, что война уже закончилась. Все утверждают, что она не может затянуться надолго.

Миссис Эллингтон задала мне множество вопросов, и, как могла, я постаралась удовлетворить ее любопытство; думаю, после нашего с нею разговора она более или менее примирилась с отсутствием Майры.

Миссис Эллингтон поблагодарила меня за визит и высказала надежду, что я найду до отъезда чуточку времени, чтобы еще раз повидаться с нею. Она добавила, что будет настоятельно просить Майру приехать в Англию и повидаться с родителями и что они уезжают отсюда.

Я зашла к Китти и сразу поняла, что она ждала меня.

– Здравствуй, Китти, как поживаешь?

– Вышла замуж, мисс. Его зовут Чарли, и он работает на конюшне. Наш дом совсем рядом. У меня маленький ребенок.

– Это замечательно, Китти.

– Я должна кое-что вам сказать, мисс Девина. Не знала покоя себе с тех самых пор.

– О чем ты, Китти?

Она кусала губы и смотрела куда-то вбок.

– Может быть, зайдешь в дом викария? Я буду там еще два дня.

– Хорошо, мисс. Когда?

– Завтра днем.

– Хорошо, мисс, я приду.

– Очень мило с твоей стороны, Китти. Какое счастье, что у тебя есть ребенок. Просто замечательно!

– Это хорошенькая девочка.

– Я должна увидеть ее, прежде чем уеду.

На следующий день Китти зашла к викарию. Я предупредила Джейн о ее приходе и намерении сказать мне что-то важное, поэтому Джейн оставила нас одних в небольшой комнате, в которой викарий принимал своих прихожан.

Китти заговорила с порога:

– Я мучилась этой тайной, потому что мисс Лилиас не велела никому ее открывать. Я обещала и держала данное слово.

– А в чем дело?

Китти кусала губы и явно колебалась. Затем, наконец, решилась:

– Это случилось, когда вы в прошлый раз упали с лошади.

– Я помню. И у вас вырвалось мое настоящее имя.

– Да. «Мисс Девина», – крикнула я, потом готова была убить себя за такую неосторожность. Но что сказано, то сказано. Я испугалась, что лошадь потащит вас. Было так страшно.

– Я помню тот случай.

– Ну а мистер Лестранж был рядом… и слышал.

– Верно. Я допускала мысль, что он разобрал имя.

– Он был такой приятный добрый джентльмен. Всегда скажет словечко доброе, улыбнется. Честное слово, кроме Чарли, я никого… вы понимаете, о чем я. Я не хочу, чтобы что-то встало между мною и Чарли. С той поры я ни разу ни на кого не взглянула.

– Значит, вам… приглянулся мистер Лестранж?

В моем мозгу всплыл двор перед школой, на дворе стоит Грета Шрайнер и улыбается Роже Лестранжу. Я тогда почему-то вспомнила о Китти. Значит, он и Китти совратил, подумала я, совратил, чтобы через нее добыть сведения обо мне. Китти была привлекательной девушкой и, как однажды заметила Лилиас, относилась к породе тех, кто не умеет сказать «нет». Чем же он ее искусил? Каким-то обещанием, уверенностью в своей неотразимости?

– Он много спрашивал о вас и всяком прочем… о том, как умер ваш отец и как вас тогда обвинили.

– Понимаю.

– Я сказала, что видела ваш портрет в газете. Два раза сказала. Я тогда вырезала его и попросила одного человека прочитать мне, что написано в газете. Я сохранила вырезки… а он очень заинтересовался, и я показала их ему. Он взял, сказал, что хочет почитать. И не вернул вырезки. Мне очень стыдно. Только сделав это, я поняла, что не имела права. Но он был такой обходительный, я знала, что ничего не случится от того, что он узнает… Так ведь и было? Он всегда к вам хорошо относился.

Я молчала. Просто сидела и слушала.

– Я знала, что так и будет, но я обещала никому не говорить про вас, а тут взяла и сказала. Он был мужчиной, который мог вытянуть из девушки что угодно, если захочет. А вы и мисс Лилиас были так добры ко мне…

– Все в порядке, Китти, – сказала я. – Все кончилось, и он умер.

– Да, я слышала. Меня это потрясло, такой красивый мужчина.

– Ты не должна больше думать о красивых мужчинах, Китти, кроме, конечно, Чарли.

Она, как ребенок, пожала плечами и улыбнулась.

– Ох, как я рада, что все в порядке, – сказала она. А я не могла забыть, что нарушила слово.

Я расспросила Китти о ребенке и Чарли, прогулялась до домика у конюшни, чтобы посмотреть на девочку. Сказала Китти, что тоже стану матерью. В ее глазах сияла радость. У Китти было доброе сердце, и я понимала, что с ее плеч свалилось тяжкое бремя.

Ее в самом деле угнетала измена данному слову. Но теперь она призналась в содеянном и была прощена.

Я вернулась в Эдинбург и несколько следующих месяцев прожила в полном счастье. Я ни о чем не думала, кроме как о своем ребенке. Пока могла, довольно часто навещала Зиллу. Меня удивил ее интерес к предстоящему появлению ребенка на свет.

Однажды на выходе из дома я столкнулась с Хэмишем Воспером. Он был одет по моде в коричневый костюм в клетку, в петлице пиджака красовалась гвоздика. С преувеличенной любезностью он снял с головы шляпу и раскланялся со мной: я обратила внимание, что его черные волосы напомажены.

– Неужели мисс Девина? Честное слово, вы выглядите как нельзя лучше! – Он оценивающе, как мне показалось, оглядел меня.

– Спасибо, – сказала я.

– Все в порядке? – продолжал он.

– Да, в полном.

– Нам с вами одинаково повезло. – Он подмигнул.

– А ваши дела явно идут в гору.

Он залихватски хлопнул себя по бедру.

– Не жалуемся, не жалуемся.

– Ну что же, успехов вам.

Я была рада уйти. Хэмиш остался для меня таким же отталкивающим типом, каким был, когда сидел на кухне и с хитрым выражением на лице разглядывал служанок, теребя длинные черные лохмы, падавшие ему на плечи.

Мой сын родился в мае 1902 г., и именно в этом месяце кончилась, наконец, война в Южной Африке, после чего в Ференигинге был подписан мирный договор, по которому буры лишились своей независимости.

Мне очень хотелось узнать, как дела у Лилиас. Несомненно жизнь ее стала гораздо легче.

Дни мои были заняты сыном. В честь отца Ниниана мы назвали его Стивеном; деда и бабку так очаровал внук, что, как мне казалось, они почти простили мне мое незадачливое прошлое.

Что до меня, то в этот период моей жизни я сумел а забыть все, случившееся со мной когда-то.

Я показала мальчика Зилле. Она была в восторге. Прежде я мысли не допускала, что у нее может появиться интерес к детям. Зиллу полностью изменила болезнь. Раньше она все время жила ожиданием приключений, приятно возбуждавших ее; теперь же часто казалась мне человеком, смирившимся с судьбой.