Сара Уэстли - Поединок с тенью

Яблоко от яблони недалеко падает – так рассуждают люди. Будь она законной дочерью знатного аристократа, муж не посмел бы усомниться в ее невинности. Но он сомневается до сих пор, отравляя жизнь и себе, и ей. Да, безоблачным их счастье не назовешь.

Часы шли, а празднику было не видно конца. Становилось жарко, и от дыма в воздухе витал туман. Смех зазвучал громче, гости начали вести себя развязнее. Роберт наслаждался хорошей едой, но пил в меру. Дженевра поблагодарила судьбу, что муж ее никогда не напивался до бесчувствия. На пирах он посвящал себя беседам. Вот и сейчас после изнурительного обсуждения с соседом по столу плачевного состояния монархии Роберт перешел на тему повеселее – турниры. Супруг даже не заметил, когда Дженевра удалилась в свою комнату на покой.

Верный своему обещанию, Нортемпстон на следующий день прислал за ними пажа. Уилла принесла нянюшка, но, как только младенец оказался в руках графа, тот велел девушке подождать за дверью.

Уилл тут же начал протестовать – он привык к уютным рукам няни и не собирался расставаться с ними. Обеспокоенная Дженевра подошла, чтобы забрать его, но граф, смеясь, отмахнулся от нее и уселся вместе с Уиллом в резное дубовое кресло.

Дженевра таким образом получила молчаливое указание присесть рядом на табурет. Она никогда не видела Нортемпстона таким довольным и веселым. Здесь, в своих покоях и среди своих людей, он, казалось, сбросил с себя все остатки чопорности, предписываемой высоким положением.

– Ну, ну, паренек! – подбадривал он Уилла. – Покажи-ка нам, какие у тебя сильные легкие. Они стоят твоего наследства. Твой голос наверняка перекроет любое поле битвы!

– Может, я возьму его, милорд? – спросила Дженевра, опасаясь, что, несмотря на внешнюю доброжелательность, граф может рассердиться на исходившего визгом краснолицего младенца. К тому же ей припомнилась репутация Нортемпстона – он слыл родителем суровым.

Однако граф не отдавал Уилла. Он покачивал его, бормоча какие-то ласковые слова, и – о чудо! – ребенок перестал плакать. Сначала он начал тихонько икать, а потом и вовсе затих. К облегчению Дженевры, малыш успокоился и даже осмелел – широко улыбнулся липким от слюней ротиком и вцепился в сверкающую брошь, пристегнутую к камзолу его светлости.

И тогда-то Дженевра уловила исполненный нежности и сожаления взгляд графа. Ей припомнился вчерашний разговор, который завел с ней Роберт, вернувшийся с праздничной трапезы.

– Горе не ожесточило графа, – сказал муж, забираясь в кровать. – Он стал более милосердным. А вот с сыновьями он обращался плохо, даже я это замечал. Не давал им никакой воли и не спускал никакой вины. И вот теперь они мертвы, а он остался один, без детей и внуков. Может, – предположил Роберт, – из-за этого граф сделался опекуном твоего монастыря. Чтобы искупить свой грех перед Господом, который жестоко наказал его.

– Однако многие в его положении считают суровость к детям обязательной, и никто их за это не наказывает, – возразила Дженевра.

– Разве нет? Ты думаешь, лорд Уильям – единственный аристократ, лишенный потомков, которые увековечили бы его имя? Многие полагают, что чума посылается Богом в наказание за грехи людей.

– Может быть, – сказала Дженевра. – Но если это так, то наказание настигает всех – И плохих, и хороших, а это несправедливо.

Роберт наклонился и поцеловал ее.

– Будь осторожна, дорогая, иначе тебя сочтут еретичкой.

– А ты тоже сочтешь?

– Нет, жена. Я понимаю, что это твой пытливый ум пытается разрешить трудные вопросы. Но если ты еретичка, тогда и я тоже еретик.

Он снова поцеловал ее, а потом отвернулся и заснул. И вот сейчас, глядя на человека, державшего на руках ее сына, Дженевра испытывала грусть за злополучного отца, сурового, но по-своему любившего своих детей и, по ее мнению, наказанного несправедливо.

– Ну, Роберт, – произнес граф, вдоволь позабавившись с младенцем, которому, казалось, очень понравилось сидеть у старика на руках, – у тебя теперь есть прекрасный сын и наследник. Я еще раз поздравляю тебя.

– Благодарю вас, милорд. Я и в самом деле очень этим горжусь.

Дженевра смотрела на лицо Роберта, пока он говорил это, и заметила, что его затуманившиеся голубые глаза избегали встретиться с графом взглядом. Ему было неловко от поздравлений наставника. И Дженевра мысленно прокляла Дрого.

Нортемпстон ничего не заметил и продолжал:

– Значит, твой сквайр, Алан Харден, должен быть посвящен в рыцари герцогом, да? Ты доволен его службой и считаешь, что он достоин такой чести?

Роберт расслабился и снова улыбнулся.

– Да, милорд. Алан хорошо и преданно служил мне, он отлично владеет любым оружием. Из него получится отважный и галантный рыцарь.

– У него был превосходный учитель, Роберт. – Граф вздохнул. – О, если бы ты был моим сыном!

– Я всегда жалел, что это не так, милорд. И все же я не думаю, что вы стали бы ко мне добрее, чем сейчас.

Нортемпстон горько засмеялся.

– Валяй уж напрямик, Роберт! Я был слишком жесток с моими сыновьями, да? А с тобой обращался получше, потому что с возрастом обмяк? Они же были почти взрослыми мужчинами, когда ты пришел ко мне. Но у них не хватало твоего духа, мой мальчик. Я на них кричал, а они дрожали, ни разу не осмелились дать мне отпор! – Он помолчал, покачал Уилла на коленях и оглядел малыша оценивающим взглядом. – Но может быть, у меня еще есть время исправить некоторые мои ошибки. Скажи няне, чтобы она унесла ребенка.

Роберт позвал девушку, которая освободила Нортемпстона от гукающего Уилла и унесла его из комнаты.

Нортемпстон повернулся к Дженевре и указал на украшенный розой медальон, покоившийся у нее на груди.

– У вас необычное украшение, миледи. Могу ли я спросить, откуда оно взялось?

Отвечая, Дженевра прикоснулась пальцами к украшению. – Это медальон моей матери, милорд.

– Леди Маргарет Хескит. А у вас есть еще какие-нибудь ее памятные вещи, дорогая?

Дженевра замялась. Она привезла с собой ларец, потому что не собиралась скоро возвращаться в Мерлинскрэг и хотела, чтобы он был с ней. Она надеялась продолжить расследование о том, кто же был ее отцом, тем более что круг ее знакомых расширялся. Однако она пока не рассказала Роберту о своей находке.

Украшения, что она носила, – медальон и кольцо – вполне могли быть переданы ей дядей, лордом Хескитом, накануне свадьбы. А письма? Как быть с письмами? Она не говорила Роберту о них и боялась, что он обидится. Однако в глазах Нортемпстона было что-то такое, из-за чего она почти готова была признаться.

– Еще украшения, милорд, включая это кольцо. – Она вытянула правую руку и показала кольцо матери, возможно обручальное. – И письма. – Она быстро взглянула на Роберта, который замер и удивленно взирал на нее.