Кэндис Герн - С этой минуты

У него сразу стало тепло на сердце.

– Ты никогда не перестанешь удивлять меня, Уилли. При такой жизни, как у тебя: приемы, балы, веселье, роскошь… мне в голову не приходило, что ты думаешь обо мне.

– Ты всегда был в моих мыслях, Сэм. Разве можно забыть первую любовь?

Ее слова тронули Сэма больше, чем он мог представить. Как и то, что она все эти годы следила за его карьерой. Значит, он до сих пор ей небезразличен? Даже несмотря на все, что случилось между ними? Но когда она смотрела на него такими глазами, в которых полыхал жар, плавивший давнишний лед, он почти терял голову.

Не зная, как себя вести, он оглядел зал. На одном конце длинного стола сидели четверо громко смеющихся и перекрикивающих друг друга мужчин. Они залихватски чокались кружками с элем, очевидно, преисполненные решимости напиться. На противоположном конце сидели двое, занятые игрой в триктрак. Еще двое старичков дремали, придвинув стулья к камину. Супруги одинаково солидных пропорций, занявшие другую нишу, молча поедали большой черносмородинный пудинг.

Сэм и Уилли никто не мешал, но было столько всего, что он хотел сказать и сделать без посторонних глаз. Нельзя же ни с того ни с сего пригласить ее в спальню, хотя, видит Бог, он хотел этого больше всего на свете. Поскольку его комната была немногим просторнее чулана, с узким топчаном и тощим тюфяком, самое лучшее, что он мог сделать, – повести ее на прогулку при лунном свете.

Уилемина приняла его приглашение. И уже через несколько минут они сидели под яркой луной на старом надгробии в том церковном дворе, где уже побывали днем. Сэм снова хотел поцеловать ее, но твердо помнил о завтрашнем дне, мисс Фуллбрук и ожиданиях ее семьи. Но это будет завтра. А сегодня он рядом с Уилли, и она так прекрасна в лунном свете, что он не может больше сдерживаться.

При каждой встрече, даже той, первой, когда он был так взбешен и сокрушен тем, что она стала содержанкой, он хотел владеть ею, ее телом и душой, как в восемнадцать лет. Но слишком много мужчин могли назвать ее своей. И его гордость и боль не позволяли ему даже думать об этом.

И только десять лет назад он понял, что готов забыть о всех терзаниях и проклял свою чертову гордость. Теперь он хотел ее с новой силой, горел от желания и снова терзался угрызениями совести. Только уже иными. Но именно они побуждают его не закрывать рта. Говорить безопаснее, чем целоваться. И поэтому беседа, продолжавшаяся с несколькими перерывами еще с полудня, все текла и текла.

– Расскажи о Томе, своем сыне, – попросила она.

Сэм улыбнулся. Глаза его гордо блеснули.

– Чудесный мальчишка! Вернее, молодой человек. Ему девятнадцать. Он уже лейтенант! Делает карьеру моряка! Участвовал в блокаде, а теперь служит в Ост-Индии. В Яванском море.

– Вы часто видитесь?

– К сожалению, нет. Видишь ли, моряки никогда не бывают подолгу в одном месте. Он, считай, рос без меня. После смерти Сары он жил в семье ее сестры. В Сомерсете. Но уже тогда он бредил морем и жаловался, что не хочет жить вдали от побережья. Писал длинные письма, умоляя взять его на корабль и выучить на гардемарина. Когда ему исполнилось двенадцать, я наконец сдался. Уже через два года он надел мундир гардемарина. А в семнадцать сдал экзамен на лейтенанта. Его карьера будет более традиционной, не то что у меня. Уверен, что к сорока годам он станет адмиралом.

– Видел бы ты свое лицо, когда говоришь о нем, – с легкой завистью прошептала Уили. – Ты так им гордишься!

– Чистая правда, – рассмеялся Сэм. – Он хороший сын. Красавец! И ростом с меня, хотя все еще слишком тощ. Сплошные локти и колени. Длинноногий и неуклюжий.

– Совсем как ты в его годы.

Сэм улыбнулся и кивнул:

– Даже волосы того же цвета. Ни единой черточки от моей бедной Сары, только иногда что-то общее проглянет в улыбке. Жаль, что она не родила мне девочку, такую же светленькую, как она сама. А как насчет тебя, Уилли? У тебя нет запрятанной где-нибудь парочки детишек?

Уилемина слегка побледнела. Потом на щеках выступили два ярко-красных пятна. Взгляд помрачнел.

Ощутив, как она напряглась, Сэм понял, что сказал что-то неуместное. Когда-то, в молодости, они мечтали иметь много детей. Хорошеньких девчушек и озорных мальчишек. Уилли так хотела стать матерью! Но может, узнала, что бесплодна? Или потеряла ребенка? А может, не хотела портить фигуру и отдавала детей деревенским кормилицам?

Какова бы ни была причина, он явно сделал ошибку. Проклятие! Он с радостью прикусил бы себе язык, потому что испортил почти идеальный вечер своими дурацкими расспросами.

– Прости, Уилли, мне не следовало лезть в твои дела. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Расскажи о благотворительном фонде. Кому вы покровительствуете?

Но Уилли, словно не слыша его, нервно перебирала ткань юбки. Губы ее были плотно сжаты. Сэм тоже замолчал. Наконец она произнесла едва слышным шепотом:

– У меня когда-то был ребенок.

– Был? О, Уилли…

– Да, девочка. Но она родилась преждевременно и не прожила и часу.

– Мне жаль.

– Я назвала ее Саманта.

Сэм почувствовал, как стремительно отхлынула от лица кровь. Как пересохло в горле.

– Саманта? – выдавил он.

– В честь ее отца.

Сэм дернулся, словно от удара в живот. Из глотки вырвался пронзительный, похожий на вой звук:

– Нет! О нет, Уилли! Это был наш ребенок?

Она кивнула.

– О Боже!

Сэм обхватил себя руками и стал раскачиваться, как отболи.

– Так вот по какой причине ты покинула Портруан? Вот почему мать выгнала тебя из дому? Потому что ты была беременна моим ребенком?

Уилли снова кивнула.

Сэм порывисто схватил Уилли в объятия, прижал к себе и уткнулся лицом в шею. Несколько долгих минут они отдавались скорби и боли: молчаливой, душераздирающей, мучительной тоске по ребенку, чью смерть должны были оплакать двадцать четыре года назад.

Но Сэм печалился не только о малышке.

– Как страшно, что тебе пришлось одной пройти через все это, – шептал он, целуя ее в шею. – Как я жалею, что не был рядом. Что не разделил с тобой бремя скорби.

– Я так хотела этого ребенка, – вздохнула Уилли, – это все, что у меня оставалось от тебя. Потерять ее почти сразу после того, как исчез ты, было почти невыносимо. Я едва с ума не сошла.

– И потому что ты легла со мной, потому что забеременела от меня, она выбросила тебя из дома? Ах, Уилли, неудивительно, что тебе пришлось стать той, кем ты стала!

Она подняла голову и слегка отстранилась, так что ему пришлось чуть ослабить хватку. Но он не отпустил ее. Не мог отпустить.

– Не вини себя за мою скандальную жизнь! Я сама избрала этот путь. Когда я поправилась – роды были тяжелыми и, наверное, убили бы меня, не будь я молода и здорова, – пришлось цепляться за Джеймса, за единственного друга в этом жестоком мире. Он был добр ко мне, необычайно добр, и я отплатила ему, став его любовницей. После этого пути назад не было.