Персия Вулли - Гвиневера. Осенняя легенда

Рядом со мной вырезанная каким-то королевским художником из полупрозрачного камня лампа проливала свет на вышивку на моем рукаве и освещала Ланселота. В тех случаях, когда особый гость занимал место первого помощника подле Артура, бретонец в качестве моего защитника садился рядом со мной.

Он смотрел на Паломида, как ребенок, восхищенный возвращением старого друга.

– Хорошо, что наш философ снова с нами, – заметил он. Я улыбнулась про себя. В арабе Ланс больше всего ценил духовность, а Артур назвал его «леопардом» за смертоносное боевое мастерство. Что из этого больше всего подходило самому Паломиду?

Кэй славно потрудился над составлением праздничного меню, и теперь нескончаемый поток слуг сновал меж столов, разнося мясо, рыбу, блюда с фруктами, кувшины с римским вином. Сенешаль знал свое дело. Здесь были утки и куропатки, зайцы и оленина, особое кушанье из угрей под соусом с перцем и травами – в общем, все необычное и замечательное, что Кэй любил подавать в подобных случаях.

Когда с трапезой было покончено, дети разнесли гостям чаши для омовения рук, а слуги убрали со столов. Мы откинулись на подушки и мягкие шкуры, и у моих ног разлегся довольный Клавдий, но вдруг вскинул голову и насторожил уши, когда неожиданно появился придворный шут.

Тренированный акробат, Дагонет прыгал и скакал в своих разноцветных одеждах, весело вертелся в кругу гостей, привлекая их внимание, как ткач, пропускающий меж пальцев нити пряжи. Наконец он остановился напротив Паломида и с низким поклоном начал умолять араба рассказать о своих путешествиях.

Араб поднялся и медленно вышел в центр круга. Как только он это сделал, темнокожий слуга, стоявший за его стулом, тоже последовал за ним, ни на секунду не спуская глаз со своего господина.

– Восточная империя превосходит всяческое воображение, – начал Паломид, и его голос наполнил зал. – Города там такие, что захватывает дыхание: когда-то богатые и величественные, теперь обнищавшие, они выжжены до белизны и прожарены на солнце. Есть там и пустыни, чтобы перейти их, потребуются недели, может быть, даже месяцы. Это настоящие обширные моря песка, овеваемые горячим ветром, и лишь изредка попадаются затененные пальмами оазисы, в которых теплится жизнь. Пространства, ваше величество… пространства такие, что трудно себе представить на вашем покрытом зеленью острове. Но и моему народу непросто поверить, что я жил в стране, где дождь идет через два дня на третий и вода, пузырясь, свободно течет из-под земли.

– Так ты нашел свою семью? – прервал его Ланс.

Паломид покачал головой и внезапно погрустнел.

– Близких родственников не нашел. Только племя, из которого мы вышли. Но я превзошел самого себя.

Он помолчал, протянул руку с бокалом, и слуга в тюрбане тут же подскочил к нему. Здесь, в зале, он казался еще удивительнее, чем при свете солнца, – как сокол, сидящий на жердочке, и при его появлении многие из гостей сделали знак, обороняющий их от зла. Темнокожий слуга наполнил кубок господина, опустился у подножия одного из резных деревянных столбов и сел, скрестив ноги, а Паломид начал свой рассказ.

Араб отплыл в Константинополь на торговом корабле из Топшама. Судно прошло мимо Геркулесовых столбов, вдоль побережья Средиземного моря, останавливаясь в Нарбонне и Марселе для того, чтобы продать груз и пополнить припасы.

– Марсель был первым местом, где я услышал о готе Теодорикс, который теперь правит Италией. Он странный малый, ваше величество. Пришел к власти, убив прежнего короля, властвовавшего до него, а потом подарил империи более десяти лет мира.

– Империи? – удивился Артур. – Ты сказал, что есть варвар, который хранит принципы империи, вместо того чтобы ее разрушать и создавать собственное королевство.

– Да. Этот Теодорик – не обычный грязный дикарь, – ответил Паломид. – Он вполне цивилизован, поскольку провел детство заложником при константинопольском дворе. Он платит дань Восточному императору и не трогает римскую форму правления в Италии – чтит сенаторов и прочие такие вещи. Говорят, его армия состоит целиком из готов, таких же, как он сам, но он не даст им права властвовать.

Воины в зале начали ерзать, не интересуясь политикой в такой далекой от их дома стране. Но при упоминании об армии снова притихли, заинтересовавшись восточным противником.

– Теодорик пытается управлять страной, населенной двумя народами, – заметил араб и рассказал, что слышал, как волны готов хлынули через горы в Италию, прокатились по стране. Люди шли со всем своим добром, погруженным в огромные повозки, и гнали перед собой скот. Многие из них мирно принялись заниматься земледелием, заняв брошенные виллы или обустроившись на пустующих участках земли. Однако было страшно видеть, как целый народ заполнял страну, словно саранча.

Вот одно из преимуществ жизни на острове – по крайней мере, англы, саксы и юты, постоянно вторгающиеся на наши берега, прибывают порознь. И большинство клянутся в верности нашей власти.

Теодорик ввел раздельные законы для готов и для римлян, основанные на своих исторических традициях, – продолжал Паломид. – Но свел их воедино в том, именуемый «Эдикт». Он требует их выполнения на благо всех подданных, будь то варвары или римляне, католики, арийцы, язычники или иудеи.

Гости Круглого Стола зашевелились снова, и я постаралась привлечь внимание Артура, пока доклад по правовым проблемам не вогнал всех в сон. Но примеры, как действуют законы у других народов, как раз и были нужны верховному королю Британии, и он не был разочарован рассказом.

– У тебя нет копии этих законов?

– Нет, – покачал головой Паломид. – Но когда я был в Равенне, то встретил римского вельможу, советника Теодорика. Его имя Боэтиус. Он обещал искать на базаре любой манускрипт, который может быть вам полезным. Он и сам интересуется такими вещами.

Араб помолчал и пригубил вино из бокала, а я быстро вставила:

– Так ты добрался до Константинополя?

– Да, миледи. Разумеется. Он производит еще большее впечатление, чем Рим, теперь, когда «вечный город» в запустении… величайший центр науки, искусства и торговли.

Он стал описывать сказочный город, расположившийся на перемычке между двумя морями, с естественной гаванью для тех, кто приплывает туда на кораблях, а не следует с караваном. Базар – торговый перекресток, где можно найти товары со всего света. Апельсины и изделия из индийской бронзы, блестящие шелка и красивые золоченые блюда из Персии, плащи из кожи и черных козлиных шкур из Испании, хлопок и папирус из Египта, полотно из Панополиса. На одном из прилавков он даже видел британскую шерсть. А благовония, какие благовония! Они наполняют ароматом весь город, хотя иногда их заглушает вонь из кожевен.