Персия Вулли - Гвиневера. Осенняя легенда

– Уму не постижимо! – вспылила я и, глядя на мужчин, вскочила на ноги. – Полное безумие, и я не хочу принимать в нем участия.

Краем глаза я заметила, с каким удивлением оба посмотрели на меня, и выскочила из комнаты. В ярости и отчаянии бросилась я в конюшню, собираясь ускакать на Этейн в поля. Но вместо этого натолкнулась на Ланселота, и явился жнец моей собственной судьбы.

Сарай был чистым и хорошо ухоженным, пахло свежим сеном и здоровыми лошадями. Воробьи щебетали на балках, то и дело появлялись и исчезали в солнечных лучах, проникавших внутрь сквозь открытые ворота. Одна из живущих здесь кошек подняла голову и сощурилась, когда я проходила мимо нее к кобыле.

Но внезапно я остановилась, будто натолкнувшись на что-то: посередине пустого стойла возвышался Ланс, окруженный седельными сумками, постельными принадлежностями, с плащом на руке и с мешком для корма.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я, сразу же забыв о Мордреде и Артуре.

– Готовлюсь к поискам Грааля.

Он сказал это так, будто сообщил о самых обычных вещах, но меня его слова застали совершенно врасплох. Памятуя о его прошлых сомнениях по поводу испытания, решение показалось мне странным, и холодок страха пробежал по моей спине.

– Больше похоже на сборы на войну. – Я хотела, чтобы слова прозвучали легко и, подходя к нему, небрежно произнесла их, потом примостилась на краю яслей. Но несмотря на попытку пошутить, внутри расползалось ужасное предчувствие.

Ланс ответил усмешкой и продолжал сборы. А я сидела, боясь открыть рот, чтобы не обнаружилось что-нибудь действительно пугающее.

Уложив вещи, он завязал клапана седельных сумок и подошел к яслям. Он встал боком к солнцу – половина лица оказалась на свету, другая в тени, на одной – выражение уверенности в себе, на другой – печального самокопания.

Он смотрел на меня, как в былые времена: с любовью и нежностью, и в глазах я читала беспокойство его души.

– Не уезжай, – слова помимо воли сорвались у меня с языка. – Ты нужен Артуру. И мне. Я без тебя пропаду… мы пропадем оба. Столько людей едут на поиски. Кто-нибудь наверняка найдет эту реликвию и привезет сюда, чтобы поделиться с остальными.

– Дело не в этом, Гвен. – Он медленно поднял руки и прикоснулся к моим щекам, большие пальцы стирали слезы, а я даже и не знала, что они текли у меня из глаз. Теперь Ланс говорил медленно и убежденно: – Лучшую часть жизни я провел, служа тебе и Артуру: вместе и по отдельности. Он король, за которым я следую с большой готовностью, а ты моя любовь, единственная женщина, которая так глубоко меня волнует. Для тебя я совершал великие подвиги, искал приключения, сражался с врагами Британии, делился с тобой радостями и печалями сердца. Этого уже не изменишь – оно во мне, как муха, застывшая в янтаре, – у меня не отнимешь. Но это дело с Граалем…

Голос Ланса осекся, и он отвернулся.

– Я просто должен это сделать. Я хочу найти Грааль раньше Галахада, хочу удержать его от страшной ошибки.

Он снова посмотрел на меня – взгляд беззвучно молил понять его, и я не опустила глаз. Я помнила, что передо мной любимый, от которого я отвернулась, чтобы воспитывать сына Артура. И снова вступил в силу основной закон Вселенной: заботься прежде всего о детях.

– Тогда поезжай с моим благословением, – прошептала я.

Он наклонился надо мной и нежно запечатлел поцелуй на моем челе.

Это было самым лучшим способом проститься, но что-то внутри у меня восстало. Дрожа от нахлынувшего чувства, я обвила его шею руками, прижалась к лицу. Наши губы встретились, потерлись друг о друга и раскрылись. Ланс взял меня за талию и поднял на ноги. Наши тела двигались в унисон, словно собирались слиться воедино.

Все вернулось: пыл страсти, удивление, что дремавшая так долго любовь может внезапно разгореться ярким огнем. За годы, прожитые бок о бок, мы целовались меньше полудюжины раз, но всегда приходили в восхитительный ужас от того, что поцелуй все так же таит в себе волшебную силу, обещая нам неизведанные миры, которые ждут не дождутся открытия. Мы прижимались друг к другу, дрожа, словно дети, застигнутые бурей.

Но внезапно Ланс отвернулся, а когда заговорил, по-прежнему стоял ко мне спиной:

– А теперь уходи, любимая, и позволь мне жить своей жизнью.

Слова прозвучали и как просьба, и как приказ. Машинально я протянула руку, чтобы дотронуться до него, но бретонец резко отпрянул, его плечи сотрясали глухие рыдания. Больше я не решилась навязываться и, повернувшись, на цыпочках вышла из сарая, оставив его в уединении среди свежескошенного сена.

Ждала ли я того поцелуя? Нет. Была ли настолько эгоистична, что навеки хотела заклеймить как своего, перед тем как он отправится в то странное путешествие? В свете того, что произошло, многие могут прийти именно к такому выводу. Я не имею обыкновения прятаться за спины богов, утверждая, как Тристан и Изольда, что все произошедшее было предначертано. Но на то объятие подвигло меня нечто большее, чем просто личное желание, – что-то близкое к самой природе существования утверждало себя через нас двоих. А когда мы расстались, я знала: никакие искания души, никакое философствование и поиски божественного не могут противостоять любви.

Как только стало известно, что Ланселот отправляется на поиски Грааля, многие из его друзей тоже решили подвергнуть себя испытанию. Персиваль и Галахад, Лионель и Борс уже готовы были тронуться в путь, а теперь в дорогу начали собираться Ламорак и Динадан. Даже Урр, Лавейн и Неровенс, которые числились в прошлом протеже Ланселота, объявили, что присоединяются к великому делу. Оружейники работали день и ночь – чинили кольчуги, острили клинки, укрепляли шлемы – однако Иронсид ворчал, что его новая кольчужная куртка так и не будет готова к отъезду. Только муж Нимю Пеллеас держался в стороне от всех сборов, хотя о причинах умалчивал.

– В этом мире некоторые вещи лучше не разыскивать, – объяснила его жена, когда мы собирали цветы, травы и березовые ветви, которыми она намеревалась благословлять участников испытания во время отъезда.

– Мерлин однажды сказал, что величайшее притязание Артура настолько займет Братство, что люди позабудут разъедающую древнюю вражду. Пока существует общее дело – усмирение саксов, совершенствование Круглого Стола, исправление несправедливостей и врачевание бед, – до тех пор будет процветать Братство.

Жрица неотрывно смотрела в золотое сердце перезревшей розы. В прошлом сама Богиня разговаривала ее устами. Тогда глаза Нимю делались большими и темными, а голос становился похожим на свист ветра в сосновом бору. И сейчас я почувствовала перемену, ощутила присутствие Великой Матери и поспешно закрыла глаза – смертный не может смотреть в неприкрытый лик божества.