Ширл Хенке - Упрямица

Дверь была раскрыта настежь, но сестра привратница все равно постучалась.

В ответ прозвучал из глубины кельи красивый, звучный голос:

– В чем дело, сестра Агнес?

– Дон Лусеро прибыл по поводу Розалии, – кратко пояснила привратница.

– Пусть войдет.

Их встретила высокая, старая, но не согбенная годами женщина. Ее умные проницательные карие глаза изучали вошедшую пару с нескрываемым интересом. Выдающийся вперед нос с горбинкой, резкие черты лица свидетельствовали о волевом характере их обладательницы.

– Я мать настоятельница Катерина, дон Лусеро. Я не рассчитывала, что отец Розалии явится сюда лично, – добавила она, слегка повернув голову в сторону, ожидая, что посетитель представит ей свою спутницу.

За короткими фразами, произнесенными ею, Николас угадал некоторую растерянность. Она отправила письмо его отцу и была в полной уверенности, что падре Сальвадор или кто-то из слуг просто привезут мешочек с деньгами как плату за поступление девочки в другой приют.

– Я понял, что до вас еще не дошло известие о кончине моего отца дона Ансельмо. Меня призвали домой, чтобы принять бразды правления поместьем.

При упоминании о смерти старого дона монахиня осенила себя крестным знамением.

– Я ничего не знала. Конечно, я распоряжусь отслужить мессу за упокой его души.

В ее тоне сквозила убежденность, что усопший очень нуждается в этом.

– Наша семья будет вам благодарна, мать настоятельница. Позвольте представить вам мою супругу, донью Мерседес Себастьян де Альварадо.

Тонкие брови монахини чуть вскинулись вверх, но лицо сохранило бесстрастное выражение.

– Мне доставляет удовольствие принять вас в нашей скромной обители. – Она указала на деревянный без обивки стул: – Пожалуйста, садитесь… Боюсь, что я не многое могу вам предложить для освежения. Может быть, стакан холодной воды?

Подумав о монахинях, надрывающихся возле колодца, Николас ответил:

– Спасибо, но мы уже утолили жажду по пути сюда. Могу я увидеть мою дочь?

– Я не думаю, что это будет разумно, сеньор. Розалия очень подавлена смертью матери. К тому же ей предстоит долгая дорога в другой монастырь. Встреча с двумя незнакомыми людьми взволнует ее еще больше и может повредить здоровью. Вы можете оставить мне все, что решили израсходовать на ее будущее содержание…

– Вы не поняли меня, мать настоятельница. Я приехал, чтобы забрать ее домой… в Гран-Сангре.

Ник боролся с собой, с трудом сохраняя внешнюю невозмутимость. Явное недоверие, отразившееся на лице монахини, делало эту задачу почти невыполнимой.

Старуха обратилась к Мерседес:

– И это также ваше желание, сеньора?

– Разумеется. Я просила у мужа разрешения разделить с ним заботы о девочке.

– Столь значительные перемены в судьбе Розалии необходимо тщательно обсудить, – сухо произнесла монахиня, но не могла скрыть любопытства, которое вызвало у нее поведение Мерседес.

– Ни один ребенок не ответствен за обстоятельства своего появления на свет, – заявила Мерседес в поддержку супруга, ощущая, что в этот момент их близость укрепилась. – Пожалуйста, не откладывайте наше свидание с ней.

– Хорошо. Вы найдете ее еще горюющей по своей матери, но девочка умна и развита для своих лет. Может быть, ее сердечко откроется вам…

Монахиня прервала себя на полуслове и направилась к выходу из кельи.

Они последовали за ней по галерее, миновали несколько дверей, пока не достигли вытянутого в длину, с низким потолком и крошечными оконцами помещения. Внутри за толстыми стенами было прохладно, сумрачно и царила тишина.

В углу сидели три девочки, и сестра Агнес учила их молитвам. Недавно еще этот спартанский дортуар служил общей спальней для двадцати детей, но большинство из них было отправлено в другие места из-за кончины монахинь, ухаживавших за ними. Так пояснила мать настоятельница, когда они остановились на пороге, вглядываясь в сумрачную глубину просторной, но угрюмой комнаты.

Она позвала Розалию. Самая маленькая из трогательной троицы встала, сделала реверанс сестре Агнес и покорно засеменила на зов по проходу между пустыми тюфяками, уложенными на полу. Розалия была высока ростом для своего возраста – наследство, доставшееся ей от мужчин рода Альварадо, так же как и вьющиеся густые волосы цвета воронова крыла. Она осторожно переступала через брошенные кое-где в беспорядке одеяла, крохотной ручонкой приподнимая обтрепанный подол серой юбчонки. Сандалии были велики для ее ножек и шлепали по полу.

С опущенной головой она остановилась перед матерью настоятельницей. Мерседес почувствовала укол в сердце при виде худенького существа – никому не принадлежавшего и никому не нужного.

Монахиня обратилась к чете Альварадо:

– Это Розалия Херрера. Розалия, сделай реверанс дону Лусеро Альварадо и его супруге донье Мерседес.

В дальнейшие разъяснения мать настоятельница не стала вдаваться, предоставив сеньору самому искать способ, как признать ребенка своим и поведать об этом маленькой девочке.

Розалия вежливо и послушно приветствовала незнакомую ей пару. Николас в смущении долго не отвечал.

– Здравствуй, Розалия, – наконец промолвил он.

Мерседес, понимая, как ему нелегко, опустилась на колени и положила руку на плечо девочки.

– Мы проделали большой путь, чтобы увидеться с тобой. Нам бы хотелось, чтобы ты жила с нами в нашей гасиенде.

Лицо маленького эльфа проглянуло сквозь занавес черных локонов, когда Розалия вскинула головку. Нос и ротик ее были изящны, черты лица – правильны. Единственным свидетельством индейской крови матери был ее смуглый цвет кожи.

Она смотрела на Мерседес глазами большими и серьезными, черными, но с серебристой радужной оболочкой. Не было сомнения, что она – Альварадо.

Девочка поднесла было правую ручку ко рту, потом, бросив украдкой взгляд на мать-настоятельницу, спрятала ее в складках бесформенной, слишком просторной для нее рубахи.

– Я твой папа, Розалия, – мягко произнес Николас, встав на колени рядом с Мерседес.

Он не был уверен в том, что такой маленький ребенок поймет его. Будучи в ее возрасте, он уже испытал многое и многое понимал. Была ли ее коротенькая жизнь так похожа на ад, как его в раннем детстве?

– Мама говорила, что у меня нет папы. Теперь она умерла. Сестра Агнес сказала, что мне придется жить в другой обители, а потом стать монахиней.

– В этом нет необходимости, – грубовато прервал ее Николас, а затем, спохватившись, добавил: – Я сожалею, что твоя мама скончалась, но я действительно твой отец. Теперь моя очередь заботиться о тебе. Ты не обязана становиться монахиней и жить в монастыре.

Девочка осторожно перевела взгляд с мужчины на красивую сеньору. Воспитываясь в исключительно женском мирке, она не знала, как воспринять его заявление. От женщины она ожидала помощи и совета.