Ширл Хенке - Упрямица

– Вы прекрасны, как ангел, – обратилась она к Мерседес. – У них у всех волосы из золота. Вы про это знаете?

– Нет, – Мерседес ответила ей со всей серьезностью. – Я думаю, что у некоторых ангелов могут быть такие же черные волосы, как у тебя.

Она потрогала один упругий завиток, такой же, как у Лусеро, погладила девочку по щеке и развела руки в стороны, раскрывая этой милой несчастной малышке свои объятия.

Как-то неожиданно и естественно Розалия устремилась к ней и крепко прижалась к красивой, доброй сеньоре.

– Он правда мой папа? – робко прошептала она на ухо Мерседес.

– Да, конечно, – заверила Мерседес ребенка.

– Никто из других девочек не имел папы. У меня одной была мама… пока…

Мерседес прижала Розалию к груди, нежно поглаживая плачущую девочку. Ощущая подозрительную тяжесть в груди, Николас поднялся с колен и обратился к монахине:

– У вас найдется место, где моя жена могла бы переночевать? Мы не отправимся в обратный путь в Гран-Сангре раньше завтрашнего утра, а постоялые дворы и кантины в городе не очень подходят для сеньоры. К тому же было бы лучше для Розалии, если она проведет ночь вместе с моей женой здесь, в привычной для нее обстановке.

– Милости просим ее разделить с нами наш убогий кров. Мы готовы предоставить ей убежище на все время, пока мы здесь остаемся. Через две недели монастырь закрывается. Да пребудет с вами благословение Господне! Желаю вам приятного пути!

Мерседес встала, стараясь удержать на руках длинноногую девочку, которая была слишком тяжела для нее.

– Я отнесу ее до вашей кельи, – вызвался Ник и подхватил ребенка, показавшегося ему при его росте и силе легче пушинки.

Розалия без возражений устроилась у него на руках. Когда тонкие детские ручонки обвились вокруг его шеи, тягостное ощущение в груди вновь обнаружило себя, а недостойная мужчины влага навернулась на глаза. Чувство родства он познал впервые в жизни.

Когда сумерки опустились на лабиринт узких улочек, крики, доносящиеся из «Змеи и кактуса», стали столь громкими, что разносились далеко вокруг. Это была просторная кантина с высоким потолком и балконом, протянувшимся вдоль трех стен на уровне второго этажа. Наверху также размещались комнатушки продажных женщин, которые невозмутимо занимались своим древнейшим ремеслом, несмотря на многоголосое эхо от шума и возгласов в баре и за карточными столами внизу.

Фортунато протолкался между двух пьяных рабочих с серебряных рудников и просигналил малому за стойкой, чтобы ему налили высокий стакан теплого пенящегося пива. Потихоньку отпивая по глотку, он, прищурившись, окидывал настороженным взглядом застланный густым табачным дымом зал, где прежде всего бросалась в глаза яркая французская униформа. Солдаты пили, курили, развлекались с дамами в полузакрытых тесных нишах, играли в карты. Он не увидел среди них знакомых и вздохнул с облегчением.

Хиларио вошел без улыбки на лице, кивнул патрону и занял место в дальнем углу. Ник подсел к нему.

Пиво вызывало в нем отвращение. Проходя службу в Чиналоа, он приучился к этому напитку, но там подавали его охлажденным кусками льда, доставляемого из пещер в окрестностях Малтазана.

– Как дела? Удачно?

– Да. Тут околачивается много молодых парней из бедных семейств – из тех, кто не хочет служить пушечным мясом для императора… или присоединяться к Хуаресу. У кого-то из них куча голодных детишек или больные родители на руках, которых надо кормить.

– Не заметил ли кто из французских офицеров, что ты вербуешь людей? – Ник еще раз оглядел заполненное до отказа помещение.

– Я навестил такие места, куда они не заглядывают. – Хиларио обнажил в злорадной усмешке почерневшие зубы. – Как только луна взойдет, двенадцать всадников встретят нас возле рудника Санта-Крус. Я думаю, им понравится ваше предложение.

– Если ты не сомневаешься в их умении, у нас будет достаточно людей, чтобы собрать весь оставшийся скот и лошадей. А на зиму перегоним стада, укрытые в каньоне, которые мы с тобой видели в верховьях Яки.

Они обменялись идеями насчет содержания скота на ранчо и улучшения породы. Хиларио не проявил любопытства по поводу дочери хозяина, а тот не стал сам поднимать эту тему.

Время текло незаметно. Они покончили с напитками, поднялись из-за стола и начали пробираться к выходу из салуна. С другого конца обширного, скудно освещенного и прокуренного зала за ними следила пара бесцветных глаз. Но незнакомец не пытался преследовать их. Он занимал место в уединенной нише на верхнем балконе и оттуда мог обозревать все помещение кантины.

Даже не стараясь делать этого, Барт Маккуин все равно не привлекал к себе внимания. Он был из тех, кого не замечают. Подобно хамелеону, он мог слиться в любом месте с любой толпой и стать невидимкой. Блеклые редкие волосы обрамляли лицо – не уродливое и не красивое – никакое. И ростом он был не велик и не мал – обыкновенного среднего роста. Обычно он носил одежду нейтрального цвета, купленную в скромном магазине в Сент-Луисе.

Единственной его индивидуальной особенностью, или, можно сказать, пороком, была странная привязанность к богато украшенным орнаментом массивным золотым часам, которые он тщательно скрывал во внутреннем кармане и с которыми никогда не расставался. Также он не расставался и с револьвером 31-го калибра, хорошо спрятанным с левой стороны просторного сюртука. Оружие было не стандартным, а сделано на заказ и обладало поэтому некими своеобразными достоинствами, включая скорострельность и точность попадания. В редких случаях, когда он доставал свой револьвер из укрытия, никого из свидетелей в живых не оставалось и некому было оценить это необычное оружие.

Проводив взглядом Николаса Фортунато, Маккуин кивнул человеку, стоящему у входа в нишу, очевидно, в ожидании распоряжений.

– Мои источники подтвердили слухи, Порфирио. Жена Хуареса отбыла из Нью-Йорка, и все красные ковровые дорожки в Вашингтоне раскатали для ее встречи. Администрация Джонсона по примеру Линкольна дружит с вашим «маленьким индейцем» и его первой леди. Она выступит в обеих палатах американского конгресса и, не сомневаюсь, сорвет бурю оваций.

Его собеседник усмехнулся:

– Женщины и политики! Что они значат? Все решают пушки и солдаты.

Маккуин потер двумя пальцами переносицу и скорбно вздохнул:

– Только в том случае, если их используют умело. Штаб Гранта уже послал Фила Шеридана с пятьюдесятью тысячами штыков и сабель… и с пушками к границе. Они уже расположились вдоль Рио-Гранде. Нашего друга в Париже проберет дрожь при этом известии. – Наполеон сильно занервничает, – глубокомысленно высказался Порфирио.

– Еще бы, – сухо произнес Маккуин, затем сменил тему: – Кто этот высокий креол, только что вышедший отсюда?