Элизабет Хойт - Принц-леопард (допереведенный вариант)

Джордж испытывала странное чувство. Возможно, злость.

Он подошел к ней, спотыкаясь о дорожные камни.

– Почему вы не сказали мне, что взяли с собой пистолеты? – спросил он низким хриплым голосом. Казалось, он требовал извинений, признаний, даже подчинения.

Но Джордж не собиралась подчиняться.

– Я… – начала она уверенно, с вызовом, даже надменно.

Но ей не удалось договорить, потому что он подошел к кабриолету, обхватил ее за талию и спустил вниз. Она чуть не упала на него. Чтобы сохранить равновесие, ей пришлось опереться на его плечи. Он притянул ее к себе и прижал к груди. И это оказалось очень приятно. Она подняла к нему лицо и хотела спросить, что, в конце концов, он себе думает, как вдруг…

Он поцеловал ее!

Его настойчивые губы пахли вином, которое они недавно пили. Они заставляли ее губы двигаться в том же ритме страсти. Она чувствовала, как колется его щетина и как его язык прокладывает себе путь. Она поддалась, разжала губы, и вот… Кажется, она слышит стон. И вероятнее всего, это ее собственный стон, потому что никто и никогда не целовал ее так. Его язык, проникнув ей в рот, поглаживал и дразнил ее. Она была готова растаять, а возможно, уже полностью растаяла. Он втянул язык Джордж себе в рот и начал его посасывать. Тут она, окончательно потеряв над собой контроль, обняла его и стала отвечать на его страстный призыв.

И именно в этот момент лошадь – глупое, глупое животное! – заржала.

Мистер Пай отпрянул и резко оглянулся.

– Не могу поверить, что я сделал это.

– Я тоже, – ответила Джордж. Ее руки все еще обнимали его за шею, и она попыталась повернуть его лицо к себе, вернуть это безумие.

Но мистер Пай подхватил ее и усадил в кабриолет. Не успела она опомниться, как он вспрыгнул на сиденье с другой стороны и положил все еще заряженный пистолет ей на колени.

– Здесь опасно. Кто их знает, может, они надумают вернуться.

– А…

Всю жизнь ей твердили, что мужчины – рабы собственных желаний и страстей и редко думают о последствиях. А вот женщина, леди, должна быть очень осторожна, и нельзя подносить спичку к пороховой бочке – мужчине, горящему страстью . Ей никогда не рассказывали, что может произойти, если все-таки поднести эту спичку, но намекали, что последствия могут быть ужасными. Джордж вздохнула. Как жаль, что Гарри – исключение из правил.

Пока она размышляла, он разворачивал повозку, то проклиная бедную кобылу, то успокаивая ее. Наконец, завершив маневр, он пустил лошадь рысью. Джордж изучающе рассматривала его. Но лицо его оставалось непроницаемым. Она не находила и следа той страсти, с которой он целовал ее всего пару минут назад.

Ну что ж, если он выбрал такую манеру поведения, она принимает это.

– Как вы считаете, мистер Пай, нападавшие – люди лорда Грэнвиля?

– Им явно нужен был только я. Думаю, именно он послал их. Скорее всего, он, – ответил Гарри задумчиво. – Но Томас Грэнвиль наверняка проехал по этой дороге всего за несколько минут до нас. Если бы он знал о засаде, то предупредил бы их о том, что со мной вы.

– Думаете, он поддерживает своего отца, несмотря на то, что так извинялся за него?

Мистер Пай вытащил из внутреннего кармана носовой платок и нежно вытер кровь с ее щеки. Это была его кровь: он испачкал ее во время поцелуя.

– Не знаю. Я знаю только одно.

– И что же, мистер Пай?

– Что теперь вы можете называть меня Гарри, – ответил он и сложил платок.

Гарри распахнул дверь и вошел в таверну «Петух и червяк», сразу оказавшись в плотном облаке табачного дыма. В Вест-Дайки, деревеньке, расположенной недалеко от Уолдсли, имелось всего два таких заведения. Второе называлось «Белая кобыла». В этой постройке из дерева и камня несколько комнат предназначалось для постояльцев. Так что «Белую кобылу» вполне можно назвать постоялым двором. А значит, там подавали горячие блюда и оказывали всякого рода услуги. Поэтому в ней останавливались путешественники, местные торговцы и даже дворяне.

Ну, а в таверну «Петух и червяк» ходили все остальные.

Здесь было несколько темных залов с низкими потолочными балками, о которые билась лбами добрая половина посетителей. Стекла на окнах давно потеряли прозрачность из-за постоянно оседающего на них табачного смога. В этом чаду можно не узнать и родного брата.

Гарри пробрался через толпу к барной стойке, минуя стол, за которым сидели рабочие и фермеры. Один из них – фермер Мэллоу – приветливо кивнул ему. Гарри кивнул ему в ответ, приятно удивленный. Прошлым летом Мэллоу обратился к нему за помощью.

Корова его старого и уже немощного соседа постоянно перебиралась через ограду и дважды топтала грядки с салатом в огороде Мэллоу. Гарри уладил конфликт, построив новый загон для соседской коровы. Он не услышал тогда от угрюмого Мэллоу ни слова признательности и счел его неблагодарным. Очевидно, он ошибся в Мэллоу.

Гарри подошел к барной стойке в хорошем настроении. Сегодня посетителей обслуживала Дженни. Она иногда помогала своему брату Дику Крамбу, владельцу «Петуха и червяка».

– Чего вам? – спросила Дженни, упершись взглядом в его правое плечо и выстукивая пальцами по столешнице рваный ритм.

– Пинту [10]эля.

Она поставила перед ним кружку, и Гарри положил на потрескавшуюся стойку несколько медных монет.

– Дик сегодня здесь? – спросил он тихо.

Дженни стояла достаточно близко, чтобы расслышать его вопрос, однако не отреагировала на него и снова забарабанила пальцами.

– Дженни?

– Ну? – она перевела взгляд на его левое плечо.

– Дик здесь?

Она молча повернулась и ушла.

Гарри вздохнул и пошел к свободному столику у стены. Сложно было понять, куда ушла Дженни: звать Дика, принести еще пива, или ей просто надоели его вопросы. В любом случае можно присесть и подождать.

Да, он просто сошел с ума. Гарри отхлебнул пива и вытер с губ пену. Лишь этим он мог объяснить себе, почему бросился вдруг целовать леди Джорджину. Он подошел к ней, лицо в крови, все внутри горит от ударов. У него и в мыслях не было целовать ее. Внезапно она оказалась в его объятиях, и ничто не могло удержать его от того, чтобы не попробовать ее губы на вкус. Ни опасность второго нападения. Ни боль во всем теле. Ни даже ее благородное происхождение, будь оно проклято, и все, что это влечет за собой.

Это безумие. Обыкновение безумие. Сегодня он целует свою госпожу, а завтра станет бегать голым по улице и размахивать своим мужским достоинством. Он сделал еще глоток. Веселенькая будет картина, особенно если учитывать, как это самое достоинство ведет себя в последнее время.

Он был нормальным мужчиной, и вожделение не было для него чем-то необычным. Но раньше он мог просто уложить женщину в постель, если она свободна, или, в конце концов, удовлетворить себя сам. Все очень просто. Он никогда не испытывал этого болезненного, томящего чувства, стремления к той, которой никогда – и он это понимал – не мог обладать. Гарри хмуро посмотрел в пустую кружку. Пожалуй, надо взять еще эля.