Айрис Джоансен - Полночный воин (Хранительница сокровищ)

— Зачем же ты спрашиваешь мое мнение, если все уже решил сам? — съязвила Матильда. — У меня есть дела поважнее, чем среди ночи подслушивать у дверей.

Вильгельм поспешил успокоить ее. При желании никто искуснее Матильды не мог превратить его жизнь в ад.

— Ты же знаешь, как я дорожу твоим мнением. — Вильгельм нежно обнял ее. — Любуясь мужскими достоинствами этого жеребца, ты ведь просто хотела подразнить меня, и этот мужчина совсем не волнует тебя? Скажи мне правду.

Заметив грозную складку у него на лбу, Матильда прильнула к мужу и нежно поцеловала его.

— Какой ты умный и проницательный, милый. Ну конечно, я разыграла тебя. Мне совсем не понравился этот Гейдж Дюмонт.

— Тебя долго не было в Бельриве. — До Малика донеслись стремительные шаги Гейджа, но он не повернул головы, глядя в открытое окно. Гейдж уже с порога понял, что его друг встревожен.

— Он предложил тебе весь мир или только часть его?

— Рыцарское звание, баронский титул, земли по моему выбору в Англии. — Гейдж встал рядом у окна. — Он, похоже, удивлен и сам своей неслыханной щедростью.

— Но ты так не считаешь. — Малик не отрывал взгляд от летящей кометы. — Ты не доверяешь ему?

— Он велит явиться к нему среди ночи, опасаясь, как бы его бароны не пронюхали о сделке со мной, а их доверием он дорожит и боится лишиться его. Затем угрожает захватить Бельрив, если я откажусь дать ему то, что он просит. Разве можно ему доверять?

Малик промолчал.

— И потом, зачем мне рисковать? У меня есть все, что мне угодно и чего я хочу.

Гейдж оглядел роскошный зал, и взгляд его задержался на золотом слонике, филигранно сработанной статуэтке, красовавшейся на столе, на великолепном ковре с изображением охотящегося в пустыне льва, украшавшем дальнюю стену. Его покои были обставлены чудесной резной мебелью с инкрустацией из золота, серебра, перламутра и слоновой кости. В своем Бельривском замке он повторил блеск и роскошь византийских дворцов, где не раз бывал. Скудное убранство нормандских поместий, как и замка его отца в Норвегии, наводило на него уныние.

— Не все, — запоздало возразил Малик. — Здесь тебе все время придется с оружием доказывать свои права и защищать свое добро, бороться за то, чтобы тебя признали равным эти надутые бароны.

— В Англии может быть то же самое. Только там я буду сражаться с саксами, как здесь со своими нормандскими собратьями. Пожалуй, я не двинусь с места.

— Ты не сможешь оставаться в стороне. — Малик отошел от окна. — Ты рожден для королевского трона, и Англия — первый шаг к нему.

— Баронский титул еще не все королевство, — безучастно уточнил Гейдж, и тут его осенило. Он понял намек Малика. — Ты думаешь, я хочу свергнуть Вильгельма?

— Не исключено.

Мысль об этом не раз приходила Гейджу в голову — так досаждал ему при встречах Вильгельм, унижал, потакая презрительным насмешкам своих вассалов над «жалким торговцем». Тогда Гейдж готов был смести все на своем пути к королевскому трону.

— Я богат, но понадобятся копи царя Соломона, чтобы победить Вильгельма.

— Правильно, и все-таки ты примешь его предложение. Ты ведь сам жаждешь битвы, и покой не для тебя. Да и в бой ты готов ринуться и без посулов Вильгельма. Не подвернись Англия, была бы Византия или вновь та холодная страна на севере, — посмеивался над другом Малик.

— Не бойся, только не Норвегия. — Рот Гейджа передернула судорога. — И не Византия, если ты останешься со мной. Помнится, по приговору тебя вначале должны были кастрировать, а потом отрубить голову?

— Не напоминай мне о безумии тех неразумных. Для них оскопить меня еще не значило лишить главного стимула жизни, поэтому они решили отнять у меня способность мыслить. — Малик притворно тяжело вздохнул. — Но такова уж участь всех одаренных Всевышним. Всякому, обладающему, подобно мне, столь блестящим умом и жаждой знаний, не избежать подстерегающих врагов.

— Сдается мне, чуть не постигшее тебя оскопление связано с твоими низменными страстями, а отрубленная голова — всего лишь скандинавская сага. Я так и не взял в толк, почему тебе понадобилось соблазнить жену начальника королевской гвардии?

— Я был нужен ей, — простодушно ответил Малик. — Эта скотина, ее муж, жестоко обращался с ней.

Гейдж покачал головой. Его не удивили слова Малика. Женщине вовсе не обязательно быть молодой или привлекательной, чтобы оказаться в постели Малика. Он любил их всех и, похоже, наслаждался каждой с той же необузданной страстью, как наверняка и они с ним.

— Я беспокоюсь, все ли с ней в порядке сейчас, — заволновался Малик. — Может, стоит нам вернуться в Карзну и…

— Нет! — решительно отрезал Гейдж.

Тогда им едва удалось выбраться из Византии живыми и невредимыми и спасти вдобавок женщину. По настоянию Малика они взяли ее с собой и спрятали в надежном месте, в ее деревне.

— С ней все в порядке. Я дал ей достаточно золота, она безбедно устроит свою жизнь. Ты ей не нужен.

Гейдж говорил об известном им обоим, но Малику важно было еще раз услышать о благополучном завершении этой рискованной истории.

— Возможно, ты и прав. Я должен был помочь ей найти другого подходящего мужчину. — Он широким жестом указал на комету. — Подобно светящейся комете, я затмеваю все вокруг.

Гейдж ухмыльнулся.

— Насколько легче мне было бы жить, если бы ты сиял не так ярко и не так часто.

Лучистая широкая улыбка под густой бородой озарила прекрасное лицо Малика.

— Но ты не признаешь легкую жизнь. Благодаря мне ты развлекаешься и рискуешь. Поэтому ты и взял меня в друзья.

— Зачем я вообще ввязался в эту историю?

— Ты тоже не слишком-то застенчив и скромен. Так идем мы в эту Англию?

— Вильгельм поставил условие: если я соглашусь, то должен буду оставить тебя в Бельриве. Он боится, что твоя сарацинская душа навлечет гнев небес и погубит все дело.

— Ты разъяснил ему, что в бою мне нет равных и я могу завоевать этих саксов без его армии? — Малик гордо выпятил грудь. — Мой карающий меч заставит их удирать, как овец. У них от страха отнимутся ноги, когда я натяну тетиву лука и пущу стрелу. Их затрясет от ужаса и боли под копытами моего мощного коня…

— Я сказал ему, — перебил друга Гейдж, — что у них задрожат колени и застучат зубы от твоих хвастливых речей.

Малик печально покачал головой.

— Стрелы твоих ядовитых слов ранили меня в сердце. После стольких лет дружбы ты так и не оценил моих подлинных достоинств.

— Ты изо дня в день ежеминутно расхваливаешь себя. Как же я могу сомневаться в твоем мужестве?

— Я совершенствуюсь и хочу, чтобы ты знал об этом. — Малик отвел взгляд и тихо сказал: — Если для тебя будет лучше, то я останусь в Бельриве.

— Ты позволишь Вильгельму указывать, с кем мне быть, кого брать в друзья и сражения?