Лора Бекитт - Сердце в пустыне

Они долго говорили о будущем, поминутно сплетая руки, нежно целуясь, а потом легли в постель.

Джамиля впервые видела обнаженного и готового к любви мужчину, но не испытывала ни стыда, ни страха – ведь это был Амир, ее Амир! Скинув с себя одежду, он раздел девушку, дрожавшую от – предвкушения желанной близости, тогда как сам сходил с ума от страсти, которую больше не должен был сдерживать.

Это было такое блаженство – познавать друг друга губами, руками, всем телом. У Джамили было чувство, будто она обрела нечто родное и вместе с тем – потрясающее, неведомое. Извечное женское чутье подсказало девушке, что в своем воображении возлюбленный, должно быть, обладал ею уже тысячу раз – иначе откуда могла взяться такая осторожность и нежность, такое чуткое понимание!

Она сразу достигла вершин наслаждения – наверное, потому что так долго ждала этого неповторимого момента. Ни с чем не сравнимое чувство того, что она, наконец, принадлежит любимому, дарило невероятное счастье, какого она еще никогда не испытывала.

Утром они долго не вставали с постели. Это был их день.

Любуясь телом Джамили так, как художник любуется принадлежащим ему творением, Амир прошептал стихи своего любимого поэта Абуль-Атахия, стихи, которые редко вспоминал в последние годы:

– Я сильно изменился? – спросил он.

– Ничуть. Ты тот же Амир. Твои глаза, твоя улыбка.

– Пусть Аллах благословит тебя за то, что ты в это веришь! – ответил он и приник к ее губам неистовым, сладким поцелуем.

– Расскажи о Зюлейке, – попросила Джамиля, когда они оторвались друг от друга.

Амир не услышал в ее голосе ревности, в нем было только доверие.

– Тогда я был молод и не верил, что на свете существует любовь, не представлял, что значит иметь детей. Женщины понимают это быстрее и лучше. Если бы я был таким, как сейчас, я не поступил бы с Зюлейкой так, как поступил тогда.

Они помолчали, потом Амир произнес:

– Признаться, меня беспокоит только одно. Я беден. Разумеется, аль-Мамун платит мне жалованье, но это все, что я имею. Я был единственным человеком, который знал, где спрятано золото, награбленное моим погибшим другом Хамидом еще до меня, но не взял себе ничего – все отдал правителю Хорасана.

Я подумал, что, если когда-нибудь встречусь с тобой и мы начнем новую жизнь, в этой жизни не должно быть места тому, что будет напоминать о моем жестоком прошлом, о том, что я предпочел его забыть. Алим предлагал отдать мне часть отцовского наследстве, но я отказался. Пусть воля Хасана будет исполнена надлежащим образом.

– У меня есть деньги, которые оставил отец, – сказала Джамиля. – Можешь распоряжаться ими так, как считаешь нужным. Думаю, они нам пригодятся.

– Да. Особенно когда у нас появятся дети. – Амир рассмеялся. – О, моя звезда, можно подумать, я женился на тебе из корысти!

Молодая женщина улыбнулась.

– Я знаю, что это не так. И хочу, чтобы мы всегда сполна разделяли все, что имеем, будь то бедность или богатство, радость или горе.

Слушая мужа, разговаривая с ним, глядя ему в глаза, нежась в его объятиях, Джамиля не могла представить, что люди могут быть счастливы больше, чем они с Амиром. Похожее на тяжкий сон ожидание закончилось. Начиналась прекрасная, светлая, полная впечатлений и событий жизнь.

Алим сидел в своем кабинете и продолжал размышлять. Работа государственных учреждений была приостановлена, служители дивана распущены по домам. Ходили слухи, что халиф аль-Ма-мун будет создавать новые министерства. Алим не беспокоился о судьбе барида: без почтового сообщения не может существовать ни одна страна. Сейчас его волновало другое. Зюлейка, Ясин. Будущее его семьи.

В гареме стояла непривычная тишина. Зухра умерла. Джамиля до сих пор не вернулась – должно быть, они с Амиром решили провести брачную ночь в другом месте. Старший брат сказал, что последует за новым халифом. Значит, они с Джамилей не останутся в Багдаде, скорее всего, уедут в Мерв. Зюлейка ушла – ушла, унеся с собой радость и смех. В последнее время она много смеялась – потому что была счастлива.

Теперь он остался один и не знал, как рассеять свое одиночество: оно впивалось в душу и терзало ее, как и чувство вины.

Что ему стоит пройти несколько кварталов, найти дядю Зюлейки и, войдя в его двор, сказать жене: «Возвращайся назад! В моем сердце нет места для любви к другой женщине. Мне нужна только ты»? Неужели лучше бороться с собой, стараясь затоптать всякую искру влечения к ней, изгладить из памяти все то прекрасное и чудесное, что было между ними!

Зюлейка была везде: в каждой мысли, в каждом солнечном луче, в каждом цветке, в каждой капле росы, в каждой звезде и в каждом ударе сердца. Амир был прав: не важно, что Зюлейка поддалась искушению и согрешила. Не страшно, что когда-то она любила другого мужчину. Главное – и Алим понимал это, – что он не может жить без нее.

Он быстро отыскал дом Касима – город ожил, и по ремесленным кварталам сновали люди.

Алим не без робости вошел в ворота и остановился. На миг ему почудилось, что он видит картину из прошлого, что время повернулось вспять и сейчас ему навстречу выйдет маленькая, бедно одетая девочка, которая подметает двор или несет в кувшине воду.

И у него, и у Зюлейки было по-своему нелегкое детство: наверное, поэтому они столь внезапно сблизились и быстро нашли общий язык. Возможно, они так отчаянно любили друг друга именно потому, что им слишком долго не хватало любви!

Алим не сразу заметил Ясина, который стоял в дверном проеме, не решаясь подойти к нему. Увидев мальчика, он позвал:

– Сынок!

Ясин пробежал через двор и остановился перед Алимом, глядя на него сияющими, радостными глазами.

– Отец!

– Позови маму, – мягко промолвил Алим. – Я пришел, чтобы забрать вас домой.

А потом появилась Зюлейка. Она переоделась в простое платье и держала в руках давно не чищенный медный кувшин. Босые ноги, чуть растрепавшиеся косы, никаких украшений. Но даже сейчас она выглядела красивее многих других женщин.

Длинные черные ресницы, чудесные темные глаза, сурово сомкнутые губы. Она выглядела гордой и далеко не беспомощной. Она справится. Она выживет без него. Ей не привыкать.

Алим ощутил странную тесноту в груди. Ему хотелось, чтобы она улыбалась, смеялась, чтобы, как и прежде, верила в его любовь.

Зюлейка не двигалась. Алим подошел к ней, а она стояла и ждала.

– Прошу, – взволнованно произнес он, – возвращайся назад! Я всегда буду любить тебя и Ясина, независимо от того, будет ли он единственным ребенком в нашей семье или у него появятся братья и сестры.