Джейн Фэйзер - Ключ к счестью

Он крепче сжал ее руку, которую продолжал держать в своей, и повторил:

— Но я сказал: «до сей поры», Пен.

— Зачем играть словами? — грустно отозвалась она. — Ты ведь не сможешь оставить свое дело, а я не смогу жить спокойно, если буду знать, что ты решился на это из‑за меня.

Он покачал головой:

— Нет, дорогая. Я не из тех людей, кто поддается на чьи‑либо уговоры, если не считает сам, что нужно поступить именно так. Даже… — Его голос зазвучал с грустью. — Даже если это причиняет другим страдания… Но мне уже тридцать пять, черт побери! — продолжал он энергично. — Пора подумать об уходящих годах и сменить свою профессию на более надежную и предсказуемую.

— Уходящие годы! — фыркнула Пен. — Какая ерунда! Ты в самом расцвете сил.

— Но у меня большая семья! Жена и трое детей. А будет, смею надеяться, еще больше. — Он положил руку ей на живот. — Не оправдываются ли уже мои надежды?

— Нет, — ответила она, отводя его руку и понимая, что разговор принял серьезный оборот.

Если он решит, что она пытается так или иначе давить на него, это может в недалеком будущем отозваться чувством негодования или обиды с его стороны. Если же она уверится в том, что он пренебрегает ее опасениями и страхами, гнев и возмущение возникнут в ее душе. И где же выход?.. Не стоит прерывать этого важного, но такого грустного разговора.

— Чем бы ты мог и хотел заниматься? — спросила она. — Я не представляю тебя увлеченным сельским хозяйством или ролью придворного. А также посвящающим все время музыке. Даже самой прекрасной.

Вопрос прозвучал чуть‑чуть шутливо, как она и хотела, но он ответил со всей серьезностью:

— Антуан де Ноэль, наш посланник, терпеть не может Англию. Особенно ее климат. Думаю, он с радостью вернется в Париж, если ему будет предложена подходящая должность.

Пен не могла скрыть удивления.

— Ты хотел бы стать французским посланником? При чьем дворе?

— Разумеется, при дворе Марии. Если она с Божьей и с нашей помощью станет королевой.

— А как к этому отнесутся во Франции?

— Наш король Генрих, насколько я знаю, одобрил бы это. Конечно, при поддержке де Ноэля. А за ним дело не станет.

Пен подумала, что дипломатия тоже рискованное дело в этом сложном мире, но все же менее опасное, чем шпионаж.

— Если ты станешь посланником, — спросила она, — то будешь по‑прежнему заниматься шпионажем?

— Буду руководить шпионами, — уклончиво ответил Оуэн. — Впрочем, отчасти я делаю это и сейчас.

— И мы будем тогда жить в Лондоне? — с детской непосредственностью воскликнула Пен. — Все вместе?

— Если получится то, о чем я сказал, конечно.

Он поднялся с земли и встал во весь рост, устремив взгляд на ручей, в котором отражался свет звезд, на темные деревья на противоположном берегу.

— Не могу обещать, что так будет всегда, — произнес он, не оборачиваясь. — Возможно, какое‑то время поживем во Франции. Ты не возражаешь? Или в Уэльсе.

Она тоже встала, подошла к нему, обняла и прижалась щекой к плечу.

— С тобой я готова жить хоть в Суринаме.

Рано утром шестого июля они въехали в ворота дома лорда Кендала в Холборне.

Пен с трудом сдерживала огромное волнение, смешанное со свербящим предчувствием: она знала, что ее ждут, любят и встретят, как встречали всегда; знала, что не будет никаких упреков ни в чем, даже в том, что она вышла замуж вдали от родных, не сообщив предварительно об этом событии, и венчалась не в лондонском храме, а в маленькой деревенской церквушке в Уэльсе. Потом они писали ей и поздравляли, и приветствовали Оуэна как нового члена семьи, благодарили за все, что он сделал… Она знала это, и все же… все же в сердце у нее жила тревога.

Понравятся ли все они друг другу в домашних условиях? Как будет себя чувствовать Оуэн, родившийся в семье, где был единственным ребенком, когда попадет в лоно большой, дружной и шумной семьи, в которой привыкли все знать друг о друге, делиться секретами?..

Сторож у ворот послал сына в дом, чтобы поскорее предупредить хозяев о прибытии гостей, и, как только они въехали на посыпанную гравием площадку у входа, дверь открылась и оттуда высыпала целая толпа встречающих, огласивших утренний воздух приветственными криками. Пен была окружена домашними. Маленький Филипп, испуганный и умолкший, переходил из рук в руки. Оуэн, сошедший с коня, терпеливо стоял в стороне, ожидая, пока очередь дойдет до него.

— Ничему не удивляйтесь и не поддавайтесь всеобщему ажиотажу, — сказал ему подошедший лорд Хью. — Сейчас они успокоятся. — Он протянул руку. — Приветствую вас в нашем доме, Оуэн д'Арси. Вы были внимательны к моей дочери, помогли ей и позаботились о ней. Давно я не видел ее такой радостной.

— Приятно это слышать, милорд. — Оуэн вновь посмотрел на шумную толпу родственников и поинтересовался:

— А Робина нет в доме?

— Нет. Все эти месяцы его держит при себе Нортумберленд. Отъезд принцессы Марии и исчезновение Пен не понравились герцогу и, конечно, вызвали подозрения. Но доказать здесь умысел… я говорю о Пен и о Робине… он не может Если бы смог, Робину не поздоровилось бы… Не будем сейчас об этом. Оставим заботы на завтрашний день.

Пен в это время занималась своим приемышем Чарлзом которого узнала только по рыжим волосам и веснушкам, по тому что теперь это был веселый, очень разговорчивый упитанный ребенок.

Стук копыт заставил всех обратить взоры на подъехавшего всадника. Это был Робин. Он соскочил с копя, не замети ни Пен, пи Оуэна, и сразу подбежал к отцу.

— Что случилось? — в тревоге спросил тот.

— Король Эдуард мертв. — Робин тяжело дышал, пот катился у него по лицу. — Умер сегодня утром, по Нортумберленд не спешит оповещать об этом. Правда, отправил сообщения его сестрам — Марии в Эссексе и Елизавете — с просьбой присутствовать на похоронах. Если они прибудут в Лондон, немедленно схватят и отправят в Тауэр. Нужно предупреди обеих. — Он отер лицо рукавом шелкового камзола, на кот ром осталось влажное пятно. — Герцог намерен объяви Джейн Грей королевой, как только закроют все ворота горе и подтянут войска на случай народных волнений.

Только теперь он заметил Пен с ребенком на руках и подскочил к ним.

— О Господи! Как я рад вас видеть! Хотя вообще‑то положение сейчас не вызывает ничего, кроме беспокойства. Лучше, если бы вы еще побыли вдалеке от Лондона.

С Оуэном они обменялись поклонами, не выражавшими ни особой радости, ни особой враждебности. После чего Робин снова обратился к отцу:

— Нортумберленд постарается отплатить нам всем, как только Мария и Елизавета будут у него в руках, а на голову Джейн наденут корону.

— Ты прав, — согласился лорд Хью.

— Необходимо срочно передать принцессе Марии, — вмешался в разговор Оуэн, — чтобы она ни в коем случае не приезжала в Лондон.