Мэдлин Хантер - Воскресшая любовь

– Может быть, не будете ходить вокруг да около и скажете прямо, чего вы от меня хотите? Для того чтобы вызвать меня сюда, вы убили нескольких человек.

– Вы о тех головорезах и о китайце? Это не люди, а так – всякий сброд. – Эшфорд затянулся сигарой. – А нужно мне от вас вот что: чтобы вы не совали нос не в свое дело. Надеюсь, что эта красотка что-то значит для вас и вы хотите ее защитить.

– В этом случае вы ее отпустите?

– Со временем, возможно.

– Вы не можете держать у себя этих женщин вечно.

– Почему не могу? В этом огромном доме для всех хватит места. К тому же, кроме этого дома, есть и другие. Так что я могу держать у себя в качестве пленников кого угодно и так долго, как мне заблагорассудится. Достаточно одного письма мисс Монтгомери, в котором она сообщает вашей тетушке о своем отъезде на свою родину: в Китай, – и ни одна живая душа о ней больше не вспомнит.

Да? Ни одна живая душа? А как же Кристиан? И не он один.

– Было опрометчиво с вашей стороны так явно выдать себя. Я ничего не знал о том, что вы тоже замешаны в этом грязном деле. Я знал только о Медоусоне, о своем отце и отце Деннингема. А о вас – нет.

– Ну да. Медоусон – настоящая змея. Он не хотел отвечать за все в одиночку, понимаете? А часть тех денег, которые вы искали, перешла ко мне, а не к нему. Медоусон счел несправедливым отдуваться за нас обоих.

– Поэтому при помощи шантажа вынудил вас ему помочь.

– Не совсем так. Ликвидировать наше небольшое, но исключительно прибыльное коммерческое предприятие было неразумно с финансовой точки зрения. К тому же мне ничего другого не оставалось, когда вы рассказали мне о том, что вам известно. Я не мог допустить, чтобы вы и дальше продолжали копаться в прошлом. Опиум – это еще цветочки, так, незначительный повод, чтобы поставить кое-кого в неловкое положение и выставить в невыгодном свете. А вот что касается всего остального…

«Всего остального…» Ах вот оно что. Ну конечно. Он так и знал. Весь сыр-бор из-за «всего остального».

Кристиан подошел к сервировочному столику, налил себе бренди и вернулся с бокалом к своему креслу.

Эта ночь не предвещала ничего хорошего, но ее итог был для Кристиана очевиден. По крайней мере он сможет удовлетворить свое любопытство.

– Не верю, что вас всерьез беспокоит то, что все могут узнать об остальных темных делах, которыми вы занимались. Подумаешь, всего-навсего какие-то грузовые перевозки между Англией и Францией на протяжении нескольких лет. Во время войны вы, Эшфорд, обладали значительным влиянием в правительстве. Вы служили в Адмиралтействе, не правда ли? Полагаю, что при желании вы легко могли узнать о расположении военно-морских сил вдоль побережья Франции.

Услышав это, Эшфорд даже бровью не повел.

– Кто бы мог подумать, что у странноватого отпрыска Истербрука хватит ума обратить на это внимание. Я всегда полагал, что в тихом омуте черти водятся, и опасался, что вы, возможно, знаете больше, но скрываете это. Не случайно вы подозрительно хорошо играли в вист, ни на минуту не давая мне расслабиться.

– Мой отец натаскал меня в таких вещах. Он серьезно относился к своему общественному положению и чувству долга. И требовал того же от меня. Поэтому мне трудно понять, как можно заниматься контрабандой во время войны. Неужели сиюминутная выгода и прибыль от этой незаконной торговли стоит доброго имени и угрозы бесчестья? Стоит ли игра свеч?

– Риск был минимальным. Поэтому контрабанда является излюбленным развлечением в Англии. Спросите у любого в Кенте или на острове Гернси. Прибыль была баснословной. Особенно во время войны.

– Размеры прибыли были такими же неприлично громадными, как и масштабы позора, которым вы покрыли свое имя. Какое бы решение ни приняли ваши коллеги-пэры, народ будет расценивать ваши действия как измену Родине.

Эшфорд покачал головой и рассмеялся:

– Началось все вполне безобидно. Как невинная школьная шалость. Наша компания добилась на удивление больших успехов на Востоке. Ваш отец придумал и осуществил на практике очень простую схему. Нашим посредником был представитель Ост-Индской компании в Калькутте. Он договаривался с такими судовладельцами, как Монтгомери, о перевозке кое-какого груза. С опиумом все обстояло просто. Во время войны мы как-то сидели за игрой в вист, и Деннингем в сердцах посетовал на то, что нигде нельзя достать настоящего французского вина. Вот мы и решили его раздобыть и отправились на западное побережье, в Гасконь.

– Вы занимались контрабандой вина?

– Началось все с вина. Дальше – больше. Потом мы действовали все более смело и решительно, без оглядки на закон. Не стану рассказывать, как постепенно разрасталась тайная торговля. Отсюда возникли мои проблемы с Медоусоном. И с вами тоже. Для всех вокруг будет лучше, если никто не узнает о том, что в годы войны процветала контрабанда.

Кристиан поднялся и подошел к окну, которое выходило на улицу.

– Не думаю, что вы похитили мисс Монтгомери только затем, чтобы поговорить со мной по душам. Если вы немедленно не освободите ее, я буду расценивать это как желание оказать на меня давление. Тогда у меня не останется другого выхода, как бросить вам вызов. Вы оскорбили женщину, которая мне дорога, и это не сойдет вам с рук.

– Пожалуй, вы правы.

– Что ж, полагаю, именно этого вы и добивались. Чтобы мы могли решить этот вопрос между нами, с глазу на глаз.

– Это было бы превосходно.

– Что заставляет вас думать, что в случае вашей смерти я не расскажу обо всем, что только что узнал от вас?

– Слово джентльмена. Ваш долг перед вашим честным именем и честью вашей семьи. Ваши суждения, которые вы откровенно высказывали за совместной игрой в вист. Не следует народу знать, что мы, пэры, такие же простые смертные, как они, падкие на грех. Ничем не лучше простых людей. Вы сами это прекрасно знаете и разделяете мое мнение. – Эшфорд пригубил бренди. – Однако вам еще рано трубить в фанфары. Если кому-то из нас двоих и суждено умереть, так это вам.

«Это мы еще посмотрим», – подумал Кристиан, но ему стало не по себе от холодной самоуверенности Эшфорда, и в комнате на мгновение воцарилась зловещая тишина.

Кристиан посмотрел Эшфорду в глаза и сказал:

– Я не стану бросать вам перчатку. Тем не менее возможно, что вскоре у вас не будет другого выхода, как самому вызвать меня на дуэль. Готовьтесь к встрече гостей. Они уже в пути.

Эшфорд нахмурился и подошел к окну. Кавалькада экипажей двигалась по темной улице к его особняку.

– Разрази меня гром, Эшфорд. Похоже, этим епископам и лордам не терпится перекинуться с вами в картишки.

Эшфорд отвернулся от окна. Его лицо вытянулось. Он был потрясен.

– Не пойму я вас, Истербрук. Если вы обвините меня сейчас, перед всеми этими людьми, запятнаете свое собственное имя. Вы предаете сейчас своего отца, свою кровь. Роняете себя в глазах общества, в конце концов.