Шерри Томас - Восхитительная

Бамбри осадил четверку лошадей, карета встала. С запяток соскочили Джеффри и Дикки. Пальцы Верити сжали занавеску, за которой она пряталась.

За исключением миссис Бойс и мистера Прайора, ожидавших нового хозяина снаружи, на широкой нижней ступени ведущей к парадной двери лестницы, почти все слуги собрались в холле, под бело-синим потолком, который всегда напоминал Верити изысканную чашу яшмового фарфора.

Верити решила, что ее с ними не будет.

Решение далось ей нелегко. Все прошлые дни она не могла думать ни о чем другом. Неужели их судьбы пересекутся вновь, после стольких лет с той единственной ночи, что озарила пламенем небо ее жизни, словно залетная комета? Неужели он приедет сюда однажды – хозяином дома, принцем из замка? Неужели судьба пытается подать ей некий знак? Может быть, еще не поздно? Может быть, еще склеятся разбитые черепки их сказки?

Но сказки повествуют только о добродетельных, безупречных во всех отношениях девицах, столь же чистых телом и душой, сколь и прекрасных. Но нет сказок про своенравных женщин с запятнанной репутацией, собственными руками взрастивших семена позора и сердечной муки.

Лакеи спустили лесенку и распахнули дверцу экипажа. Сердце Верити перестало биться. Помнится, у него были глаза темные, как предрассветные часы, прекрасная линия скул и удивительно, просто поразительно чувственная улыбка. И он желал ее с жадностью урагана или ревущего водоворота. Боже, как он сломил ее сопротивление!

Вот он вышел из кареты – шляпа, развевающаяся пелерина темного пальто. Верити затаила дыхание. Он посмотрел вверх, на дом, который отныне принадлежит ему.

Верити отскочила от окна, прижалась спиной к стене, рука на сердце. Так не должно быть. Ей полагалось просто взглянуть на него с затаенной горечью и нежностью. Почему перехватывает дыхание? Откуда бешеный стук крови в ушах, словно переполненный вешними водами ручей пробил наконец дорогу сквозь ледяной панцирь?

А ведь она уже решила уехать, как только Берти предадут земле.

Ей всего-навсего было нужно немного времени, чтобы вручить ему подарок. Дар, который вызревал – она поняла это лишь сейчас – с той минуты, как она увидела его впервые, с потертым саквояжем в руке, с кусочком пирога, который он сунул ей в карман.

Лишь об одном Стюарт попросил прислугу – чтобы оставили как есть покои и вещи Берти. Брат, в общем, был ему безразличен, но Стюарт вдруг почувствовал, что ему любопытно взглянуть – как Берти провел последние дни?

Спальня хозяина, как и большая часть дома, создавала настроение чувственности, характерное для ушедшей эпохи. Стены были густо-золотыми, на потолке цвета старого шампанского изображена сценка буколического содержания, воскрешающая в памяти «галантные празднества» Ватто [6] Французский художник, мастер стиля рококо, 1684–1721 гг. .

Стюарт открыл гардероб. Одежда Берти. Дюжины рубашек, жилетов. В ящиках галстуки и носовые платки – все на своих местах.

Он вытащил один из сюртуков. Сшит явно не на толстяка. Похоже, Берти так и не раздался вширь, хотя и обожал вкусно поесть.

В дверях спальни переминалась с ноги на ногу миссис Бойс. Стюарт догадался: она ждет, когда он обратит на нее внимание.

– Да, миссис Бойс?

– Может, освободить место в гардеробе для ваших вещей, сэр?

– Не стоит. – Стюарт предполагал пробыть здесь всего три дня и привез мало вещей. – Позаботитесь об этом в мой следующий приезд.

– Когда это случится, сэр?

– В январе, – ответил Стюарт. Знай он, что станет владельцем Фэрли-Парк, устроил бы прием перед Рождеством. А так он уже принял приглашение в Линдхерст-Холл. Его жизнь, его карьера были в Лондоне. После свадьбы он предоставит Лиззи свободу делать с Фэрли-Парк все, что она сочтет нужным, она разбирается в таких делах. – Можете заняться своими делами, миссис Бойс. Я устроюсь сам.

– Благодарю, сэр, – ответила миссис Бойс, дородная женщина с лицом фермерской жены. Однако ее бледная, лишенная морщин кожа свидетельствовала, что она провела всю жизнь в домашних стенах. – Обед подают в половине восьмого, сэр. Мы придерживаемся деревенских обычаев.

– В половине восьмого? – Перед посещением покоев Берти Стюарт принял предложение миссис Бойс выпить чаю, потому что хотел пить и даже немного проголодался. К чаю подали печенье и булочки с изюмом из запасов экономки, и он наелся от души. – Нет. Пусть обед подадут в девять.

Миссис Бойс захлопала глазами:

– Но, сэр, если вы начнете в девять, вам не встать из-за стола раньше одиннадцати!

– Нет, уверяю вас, мне хватит получаса или даже меньше. Миссис Бойс снова растерянно заморгала:

– Полчаса на обед из двенадцати блюд, сэр? Двенадцать блюд? С ума сойти!

– Неужели у брата каждый день подавали обед из двенадцати блюд?

– Нет, сэр, только из восьми. Но мы подумали – это ваш первый обед в Фэрли-Парк...

– Мне вполне хватит трех.

Берти, быть может, свихнулся на обедах, но Стюарту было почти – или совсем – безразлично что есть.

– Но меню уже составлено, сэр, – возразила миссис Бойс. – Не угодно ли взглянуть?

– Нет, не нужно. Дайте знать кухарке – не более трех блюд.

Минуту-другую лицо миссис Бойс сохраняло такое выражение, словно он велел ей вступить в рукопашную схватку с крокодилом на нильском берегу. Потом она сдалась:

– Хорошо, сэр.

После ухода миссис Бойс Стюарт закрыл дверцу гардероба и подошел к кровати. На какой половине спал Берти? Он решил исследовать ночной столик слева от изголовья и обнаружил там две книги философского содержания – автором обеих, разумеется, был Эпикур – и пузырек с остатками лауданума.

Насколько Стюарту было известно, брат не вел дневника. Так что приходилось довольствоваться книгами и снотворным, чтобы заглянуть в частную жизнь Берти. Стюарт обошел постель кругом и выдвинул ящички ночного столика справа.

Там он нашел только носовой платок, один из дюжин точно таких же, что лежали в гардеробе. Не совсем подходящий предмет, чтобы поведать что-нибудь о личности хозяина. Стюарт развернул платок.

- Платок не был чистым, впрочем, и грязным тоже. На ткани виднелись полупрозрачные пятна. Стюарт уловил слабый запах сливочного масла и поднес платок к носу.

Масло и острая нотка лимона, сладость сахара. Стюарт снова осмотрел носовой платок. Белая льняная ткань отличного качества, в уголке инициалы Берти. Похоже, Берти завернул в него кусочек пирожного или выпечки, а потом сложил платок аккуратным квадратом и засунул в дальний уголок ящика ночного столика. Края платка слежались, прижатые к стенкам ящика.

Неужели Берти хранил его ради запаха? Стюарт еще раз понюхал платок. Самый обычный запах. Что это было? Кусок лимонного пирога? Что может быть интересного, памятного или важного, связанного с ароматом лимонного пирога?