Пьер Лоти - Исландский рыбак

Лето прошло — теплое, спокойное, грустное. Го ожидала первых желтых листьев, первых стай ласточек, цветения хризантем.

Она несколько раз писала ему, отправляя письма с пакетботами, [58] Пакетбот — здесь: почтовое судно; однако оно могло перевозить также грузы и пассажиров, хотя и в ограниченном количестве. идущими в Рейкьявик, или с охотниками, но у рыбаков никогда не известно наверняка, дошло ли письмо.

В конце июля от него доставили весточку. Он сообщал, что десятого числа текущего месяца находится в добром здравии, что путина обещает быть на редкость удачной и что в его доле уже тысяча пятьсот рыб. Письмо было наивное и от первой до последней строки составлено по образцу обычных писем рыбаков домой. Людям, воспитанным так, как Янн, и невдомек, что можно писать о своих мыслях, чувствах, мечтах. Более образованная Го смогла сделать на это скидку и между строк прочитать о бесконечной нежности, не выраженной словами. Множество раз в четырехстраничном письме он называл ее супругой, точно ему доставляло удовольствие повторять это слово. А ей доставило радость чтение уже одного только адреса: «Мадам Маргарите Гаос, дом Моанов в Плубазланеке». Ее совсем недавно стали называть мадам Маргарита Гаос!..

Го много работала в эти летние месяцы. Пемпольские женщины, поначалу с недоверием отнесшиеся к неопытной мастерице, говорившие, что у нее слишком красивые холеные руки, в конце концов убедились, что она шьет превосходные платья, которые делают фигуру более стройной, и Го стала известной швеей.

Заработанные деньги шли на благоустройство дома к возвращению Янна. Шкаф и старые кровати были починены, навощены и натерты до блеска; окошко, выходящее на море, она застеклила и убрала занавесками; купила стол, стулья и новое одеяло на зиму.

Деньги, которые, уезжая, оставил ей Янн, так и лежали нетронутые в китайской шкатулочке, и Го хотела представить их мужу целыми и невредимыми.

Летними вечерами, при уходящем свете дня, она сидела на пороге вместе с бабушкой Ивонной, рассудок которой летом заметно поправлялся, и вязала для Янна красивый рыбацкий тельник из голубой шерсти. Старая Ивонна, некогда искусная вязальщица, понемногу вспомнила вязальные приемы и обучила им Го.

Между тем дни стали заметно короче; некоторые растения, пышно цветшие в июле, уже пожухли, и фиолетовые скабиозы вновь зацвели по обочинам дорог — маленькие цветочки на длинных стеблях. Наступили последние дни августа, и однажды вечером у мыса Порс-Эвен появилось первое рыбацкое судно. Праздник возвращения начался.

Люди толпой устремились на скалы — встречать корабль. Но какой из них вернулся?

Это был «Самуэль-Азенид», он всегда возвращался первым.

– «Леопольдина» наверняка не станет задерживаться, — говорил старый отец Янна. — Там, я знаю, если кто-то уходит, другим тоже не сидится на месте.

Рыбаки возвращались. Два судна вернулись на следующий день, четыре — через день и еще двенадцать — на следующей неделе. В край вместе с ними возвращалась радость. Это был праздник для жен и матерей, праздник царил и в трактирах, где прекрасные пемпольки подавали рыбакам выпивку.

«Леопольдина» числилась среди запаздывающих судов — таких еще было десять. Долго так длиться не могло, и Го, думая о том, что самое большее через неделю Янн будет здесь, — такой срок она давала себе, чтобы не разочаровываться, — пребывала в упоительном ожидании и заботилась о том, чтобы хозяйство содержалось в полном порядке.

Все прибрав, она уже не знала, что делать; нетерпение становилось мучительным.

Прибыли еще три запаздывавших судна, потом еще пять. Ждали оставшиеся два.

– Ну, — со смехом говорили ей, — в этом году или «Леопольдине», или «Марии-Жанне» придется собирать за всеми швабры!

И Го тоже смеялась, оживившаяся и еще больше похорошевшая в радостном ожидании.

Между тем шли дни.

Го продолжала, нарядно одевшись и приняв веселый вид, ходить в порт, разговаривать с другими такими же ожидающими. Она говорила, что это опоздание вполне естественно — разве так не случается каждый год? О, такие бывалые моряки и два таких надежных судна!

Но потом, вернувшись домой, ощущала по вечерам первую дрожь тоски и тревоги.

Возможно ли, в самом деле, чтобы ею завладел страх? Так рано?.. Какие глупости!

Ее пугало то, что страх уже поселился в ее душе…

Десятое сентября!.. Как дни летят!

Однажды утром, настоящим осенним утром, когда по земле стелился холодный туман, рассветное солнце застало ее на паперти часовни, там, где молятся вдовы погибших в кораблекрушении. Она сидела с застывшим взором, виски точно стиснуло железное кольцо.

Два дня назад на землю впервые лег этот грустный предрассветный туман, и в то утро Го проснулась с острой тревогой в душе из-за ощущения зимы… Но что такого необычного в этом дне, в этом часе, в этой минуте по сравнению с предыдущими днями, часами, минутами?.. Бывает, корабли задерживаются на две недели и даже на месяц.

Но то утро действительно было особенным: она впервые пришла к часовне, села на паперти и принялась вновь читать имена погибших моряков.

В память о

Гаосе Ивоне, погибшем в море,

вблизи Норд-Фьорда…

С моря налетел шквал ветра, похожий на содрогание, и в это же время по своду что-то застучало, будто дождь… Осенние листья!.. Целый ворох листьев влетел на паперть. Старые взъерошенные деревья во внутреннем дворе, сотрясаемые ветром, теряли листву. Надвигалась зима!..

…погибшем в море,

вблизи Норд-Фьорда,

во время урагана с 4 на 5 августа 1880 года.

Она читала машинально, глаза искали вдали, в стрельчатом проеме двери, море: в то утро оно было затянуто серым туманом, пелена скрывала даль, точно большой траурный занавес.

Опять шквал ветра, и опять на паперть ворвались пляшущие листья. Этот порыв был сильнее, точно западный ветер, некогда уже посеявший в море смерть, теперь хотел стереть с лица земли и имена погибших.

Го с невольным упорством смотрела на пустое место в стене — казалось, оно ждало кого-то. Страшная мысль не отпускала ее — мысль о новой дощечке, с именем, которое она даже мысленно не решалась здесь произнести.

Несмотря на холод, она сидела на гранитной скамье, откинув назад голову.

…погибшем вблизи Норд-Фьорда

во время урагана с 4 на 5 августа 1880 года в

возрасте 23 лет…

Мир его праху!

Ей виделась Исландия и маленькое кладбище там — далекая Исландия под низким полуночным солнцем… И вдруг на пустом месте в стене с жуткой ясностью увидела она ту новую дощечку, с черепом и скрещенными костями, а посередине, в каком-то сиянии, имя, обожаемое имя — Янн Гаос!.. Она вскочила и, словно безумная, исторгла из себя хриплый крик…