Джулия Куинн - Тридцать Шесть Валентинок

Сюзанна была главной достопримечательностью, Сюзанна с ее приоткрытым от удивления ртом и глазами убитыми горем. Сюзанна, которая так старалась выглядеть сильной и гордой до тех пор, пока она, наконец, не покинула бал.

В течение многих недель, даже месяцев, ее лицо, исполненное страдания, стояло перед глазами Дэвида, пока медленно не стерлось, забытое среди ежедневных забот и повседневной рутины.

До этого момента.

Пока он не заметил ее, забившуюся в угол, притворяющуюся, что ее совершенно не интересуют Клайв и Харриет, окруженные компанией доброжелателей. Она была гордой девушкой, как он мог заметить, но гордость могла поддержать человека лишь до тех пор, пока ему не захочется убежать и остаться в одиночестве.

Он не удивился, когда она, наконец, начала пробираться к двери.

Сначала он хотел позволить ее уйти, возможно, даже отойти в сторону, чтобы она не заметила свидетеля ее бегства. Но затем, в результате несколько странного, непреодолимого импульса, его ноги вынесли его вперед. Он мало заботился о том, что теперь она подпирала стену в бальном зале. В светском обществе всегда были желтофиоли, и почти всегда находился кто–то, кто исправлял ситуацию.

Но Дэвид был Мэнн–Формсби до самых кончиков ногтей, и если и было что–то, чего он не мог вынести, так это того, что его семья кого–то обидела. А его брат, несомненно, больно обидел эту молодую женщину. Дэвид не мог сказать, что ее жизнь разрушена, но она явно незаслуженно подверглась большому страданию.

Как граф Ренминстер – нет, как Мэнн–Формсби – он был обязан возместить причиненный ущерб.

Именно поэтому он пригласил ее на танец. Танец обязательно заметят. Его будут обсуждать. И хотя Дэвида не имел привычки льстить себе, он знал, что простое приглашение на танец возымеет чудесное действие, восстановит популярность Сюзанны.

Казалось, она была скорее напугана его приглашением, но приняла его. Что еще она могла сделать в присутствии такого количества людей, наблюдающих за ними?

Граф провел ее в центр зала, его глаза, не отрываясь, смотрели на нее. Дэвид всегда понимал, чем она привлекала Клайва. Сюзанна обладала спокойной красотой брюнетки, что он находил гораздо более привлекательным, чем модный белокурый, голубоглазый идеал, столь популярный в обществе. Ее кожа была сродни бледному фарфору, лицо ее украшали совершенные брови в разлет и губы цвета розовой малины. Он слышал, что у нее были валлийские предки, и легко мог заметить их влияние.

– Вальс, – сказала она сухо, как только струнный квинтет начал играть. – Как неожиданно.

Ее сарказм позабавил его. Она никогда не была чересчур общительной, но всегда прямолинейной, и он восхищался этой ее чертой, особенно в сочетании с умом. Они начали танец, и затем, в то самое время, когда он решил сделать какое–нибудь глупое замечание о погоде, именно такую беседу они должны были вести, как два взрослых человека, – она нарушила правила, спросив:

– Почему Вы пригласили меня танцевать?

На мгновение он потерял дар речи. Слишком прямолинейно.

– Джентльмену нужна причина? – возразил он.

Она слегка растянула губы в подобии улыбки.

– Вы никогда не производили впечатление джентльмена, который делает что–нибудь без причины.

Он пожал плечами.

– Вы казались такой одинокой в углу.

– Я была с лордом Миддлторпом, – ответила она надменно.

Он не отреагировал на это высказывание, лишь поднял брови. Они оба знали, что возраст лорда Миддлторпа вообще не позволял считать его желанным спутником молодой леди.

– Я не нуждаюсь в Вашей жалости, – пробормотала Сюзанна.

– Конечно, нет, – согласился Дэвид.

Она подняла на него глаза.

– Теперь Вы снизошли до меня.

– И не мечтал об этом, – сказал он весьма честно.

– Тогда зачем все это?

– Это? – отозвался он эхом, вопросительно наклонив голову.

– Танцевать со мной.

Он хотел улыбнуться, но боялся, что это будет выглядеть насмешкой, поэтому ему удалось подавить улыбку, губы лишь слегка подрагивали, когда он произнес:

– Вы довольно подозрительны для леди, танцующей вальс.

Она ответила:

– Вальс – как раз и есть то самое время, когда леди должна быть наиболее подозрительной.

– Вы правы, – сказал он, удивляясь своим словам, – я хотел принести Вам свои извинения. – Он откашлялся. – За то, что случилось прошлым летом.

– О чем, – спросила она, тщательно взвешивая слова, – Вы говорите?

Граф Ренминстер посмотрел на нее, как ему казалось, доброжелательно. Это было не то выражение, к которому он был особенно приучен, поэтому не был совершенно уверен, что делал это правильно. Однако он пытался выразить сочувствие, когда говорил:

– Я думаю, что Вы знаете.

Ее тело сделалось неподатливым, он почувствовал это, поскольку вел ее в танце, и мог поклясться, что видел, как ее спина стала стальной.

– Возможно, – сказала она уклончиво, – но я не понимаю, каким образом это может Вас касаться.

– Может быть и нет, – допустил он, – но тем не менее, я не одобряю отношения высшего общества к Вам после помолвки Клайва.

– Вы имеете в виду сплетни, – спросила она вкрадчиво, – или прямые нападки? Или может быть беспардонную ложь?

Он сглотнул, не подозревая, что она попала в настолько неприятное положение.

– Все это, – сказал он спокойно. – У меня не было намерения…

– Не было намерения? – перебила она, в ее глазах полыхнула нарастающая ярость. – Не было намерения? Я была уверена, что Клайв сам принимал решение. Так значит, Вы признаете, что Харриет была Вашим выбором, а не Клайва?

– Она была его выбором, – сказал он твердо.

– И Вашим? – упорствовала она.

Казалось, будет не так уж страшно для его чести чуть–чуть солгать.

– И моим.

Она стиснула зубы, словно что–то доказала себе, но при этом выглядела так, словно из нее выпустили воздух. Его не покидало ощущение, будто она ждала этого момента в течение многих месяцев, но теперь, когда это свершилось, оказалось, что это не так уж и сладко, как ожидалось.

– Но если бы он женился на Вас, – сказал Дэвид спокойно, – я не стал бы возражать.

Она подняла на него взгляд.

– Пожалуйста, не лгите мне, – прошептала она.

– Я не лгу. – Вздохнул он. – Кому–то Вы станете прекрасной женой, мисс Бэлистер. В этом я не сомневаюсь.

Она ничего не сказала, но ее глаза заблестели, и он мог поклясться, что ее губы дрожали.

Что–то в нем шевельнулось. Он не был уверен, что это было, и не хотел думать, что хоть в какой–то степени она тронула его сердце. Однако, он понял, что просто не может видеть, как она вот–вот расплачется. Единственное, что пришло ему в голову, это сказать:

– Клайв должен был сообщить Вам о своих планах прежде, чем объявить о них обществу.