Жюльетта Бенцони - Страсти по императрице

Вымаливая у неба немыслимое выздоровление, она прибегала ко всем существовавшим в то время эмпирическим средствам, не говоря уже о бесконечных молитвах и различного рода епитимьях, подсказанных ее мистицизмом. Но теперь случился серьезный кризис, и Александра буквально не знала, какому святому молиться.

И тогда на сцене появился этот странный тип; через императрицу он практически правил Россией и ускорил падение уже сильно пошатнувшегося режима.

Вечером третьего дня страданий маленького Алексея в комнату его вошла женщина. То была великая княгиня Анастасия Николаевна, вторая жена великого князя Николая. Одна из дочерей короля Черногории, вышедших замуж в России, она, как и ее сестра Милица, увлекалась оккультизмом и жила окружении группы более или менее странных ясновидцев и предсказателей, свято им верила и, естественно, хорошо платила. Эта вера привлекала к ней, как и к ее сестре, многих любителей общения с потусторонними силами. В тот вечер она приблизилась к кровати светловолосого, голубоглазого мальчика, издававшего непрерывные стоны, с таким радостным выражением лица, что императрица посмотрела на нее возмущенно.

— Как ты можешь улыбаться, когда мое дитя…

Великая княгиня без тени смущений погладила мокрые от пота волосы маленького больного и произнесла:

— Если ты, Александра, встретишься с человеком, которого я привела с собой, твой сын не только оправится от этого несчастного случая, но и совсем выздоровеет.

— Что ты такое говоришь? Кто этот человек и как мне в это поверить?

— О, это совсем простой человек, крестьянин… но он послан нам Богом! Манеры у него, согласна, никоим образом не похожи на придворные, но вот я заговорила с ним об Алексее…

— Рассказала про Алексея… ты посмела это сделать… крестьянину?!

— Мне следовало сказать — когда мы заговорили об Алексее, разговор начал он. Так вот, когда мы об этом заговорили, он приказал мне: «Иди и скажи императрице, чтобы больше не плакала! Я вылечу ее сына, и, когда он станет солдатом, у него будут розовые щеки…»

Александра молитвенно сложила ладони.

— Если бы так!.. О, Анастасия, если б ты и впрямь нашла того, кто способен вылечить моего ребенка… требуй тогда от меня всего, что пожелаешь! На коленях стояла бы перед ним, как перед Божьим человеком. Но кто он такой?

Человека этого звали Григорий Ефимович Распутин. Крестьянин из Тобольской губернии, где у него жена и дети, однажды утром он, «призванный Господом», все бросил и отправился странствовать по дорогам России, посещая в основном монастыри; познакомился со странной религиозной сектой, под названием «Божьи люди», проповедовавшей, что наилучший способ достичь святости и заслужить вечную жизнь — греховодничать.

«Только когда чувства пресыщены, инертны по причине слишком долгого служения, сердце очищается и люди становятся ближе к Богу!» — провозглашали эти необычные верующие, развивая, таким образом, общепринятое учение: Господь больше заботится о заблудших агнцах, чем о послушно пасущихся в стаде.

Вдохновившись учением, так совпадавшим с собственными тайными вожделениями, Распутин полностью посвятил себя служению заинтересованному Богу. Стал он кем–то вроде «старца», которых Достоевский описывал как «помесь бродячего священника, колдуна, защитника от злой силы… и прихлебателя».

— Вся его сила, — заключила великая княгиня, — сосредоточена в поистине незабываемом взгляде и в ладонях, которые он накладывает на больных. Те сразу чувствуют большое облегчение. Хочешь его увидеть? Мне кажется, ты ничем не рискуешь.

— Так он здесь?

— Ждет в прихожей. Но, может 6ыть, стоит предупредить твоего мужа — только царь решает, можно или нельзя подходить к его ребенку.

Ни разу Николаю не приходило в голову, что мнение его может отличаться от мнения Александры, — и Григорий Распутин вскоре появился в комнате больного ребенка.

Дрожа одновременно от страха и надежды, супруги увидели мужчину лет сорока, высокого и крепкого, в обычной для российских крестьян одежде, только очень грязной; немытые густые черные волосы, с пробором посреди большой головы, свисают до длинных усов и разделенной надвое бороды.

Человек этот выглядел скорее отталкивающе, но, как сказала Анастасия, взгляд его и правда незабываем: прозрачные светло–голубые зрачки, цвета льда, впивались в глаза собеседника и больше их не оставляли. Один глаз был обезображен лимфатическим узлом, но люди видели только зрачки на этом обыкновенном лице, со шрамом на лбу. Когда его странный взгляд остановился на императрице, она помимо воли вздрогнула.

Впрочем, поразились только она и Николай; Распутин, вступив в роскошную комнату, ничуть не смутился, хотя и оказался лицом к лицу с правителями России. Тяжелой походкой подошел к ним и расцеловал сначала одного, потом другую, словно кузенов из провинции, — у опешивших монархов не достало даже сил на это отреагировать. Затем приблизился к постели, где стонал царевич.

Почувствовав чье–то присутствие рядом, маленький Алексей с трудом поднял веки, встретился глазами с незнакомцем — и испуганно дернулся. Тогда Распутин взял в ладони его горячую ручку, лежавшую на одеяле. — Не боись, Алеша, — обратился он к нему, — теперь тебе станет лучше. Посмотри на меня!.. Посмотри внимательно! У тебя уже ничего не болит, совсем не болит!…

Сделал магические пассы, отбросил одеяло и охватил ручищами больную ногу. Потом велел ребенку спать.

— Завтра все кончится, — пообещал он, затем обернулся к Александре — она уже снова опустилась на колени. — Верьте в мои молитвы, и ваше дитя будет жить!

Случайное ли совпадение или реальное действие силы, но на другой день ребенку сделалось лучше; опухоль на колене начала спадать… Александра едва не обезумела от радости, захлебывалась в рыданиях от счастливого избавления. С тех пор она перестала принадлежать самой себе — видела мир только глазами старца, Божьего человека, излечившего ее сына. Очень скоро она станет всего лишь инструментом в его огромных руках… А с ней и вся Россия.

Новость о необычном благоволении императорской четы, которым вскоре начал пользоваться Распутин, облетела Санкт–Петербург с молниеносной скоростью — по большей части благодаря лирическим рассказам великой княгини Анастасии и ее сестры Милицы. Затем из столицы Петра Великого новость долетела до Москвы и до других городов Святой Руси.

Дом «святого человека» днем и ночью осаждали толпы просителей и больных. Сгибаясь под тяжестью даров, толкались в прихожей большой квартиры дома 64 по Гороховой улице, где Распутин поселился вместе со своей родственницей Дуней — она вела хозяйство и занималась посетителями. Часто очереди стояли даже на улице; прошло, однако, немного времени — и вопрос уже заключался больше в завоевании влияния, чем в излечении.