Барбара Картленд - Гордая бедная княжна

– Вы скоро привыкнете к ним, – сказал герцог, – и я уверен, что, подобно всем женщинам, будете говорить мне, что вам нечего надеть!

Милица недоверчиво рассмеялась и сказала:

– Мне на годы хватит носить… то, что у меня сейчас есть.

Она взглянула на герцога, будто молча спрашивала, как долго она еще будет с ним и через сколько недель или дней он скажет, что она уже оплатила свой долг и больше ему не нужна.

После обеда он взял ее прокатиться в автомобиле, и пока она наслаждалась потрясающими видами Монте-Карло, герцог восхищался ею – настолько она была прелестна в широкополой шляпке, в белых туфельках и перчатках.

Герцог не сомневался, что она станет объектом зависти женщин, которые в виллах и ресторанах уже обсуждали его приезд.

«Сирена»в гавани возвестила о его прибытии гораздо раньше, чем об этом сообщили газеты.

Однако он велел слугам говорить всем, кто бы ни приходил, что его нет дома. Когда же опустились сумерки и быстро стемнело, герцог сказал:

– Вечером после ужина я хочу кое-куда отвезти вас. По этому случаю я хочу, чтобы вы надели то необычное платье, которое привезла с собой утром мадам Бертин.

– Там было одно такое платье, очень красивое, – ответила Милица. – Она сказала, что оно бальное, но я не знаю, надену ли когда-нибудь его.

– Обещаю, что вам еще не раз придется надевать его.

Не дожидаясь расспросов, он продолжил:

– Ступайте отдохните, а вечером наденьте именно это платье.

Она поднялась к себе, и они встретились только во время ужина.

Княжна вышла в платье, которое выделялось среди других нарядов, принесенных мадам.

Оно было белое, до самых пят, украшенное серебристой, сверкавшей на свету вышивкой.

– Оно казалось Милице волшебным, и она думала, что ее матушка, наверное, наряжалась в такое же платье во время великолепных балов в Зимнем дворце.

Когда Милица надевала платье, то подумала, что герцог, видимо, имел в виду то же самое, заказывая его.

Глаза герцога излучали не только одобрение, но и восхищение, когда он смотрел на нее. Но он только сказал:

– Вы очаровательны! – Ужин готов. Пойдемте?

Повар на вилле оказался таким же мастером своего дела, как и кок на «Сирене».

Вскоре они вновь увлеклись излюбленными спорами, и Милица чувствовала себя фехтовальщицей, которая пыталась парировать выпады герцога.

Будучи более искусным в словесных баталиях, он неизменно выходил из них победителем.

После обеда француженка-горничная, помогавшая Милице одеваться, уже ожидала ее в холле с бархатной накидкой, отделанной белой лисицей, и с кружевным шарфом; чтобы покрыть голову.

Изысканное тонкое кружево шарфа было настолько длинное, что, спадая с плеч, доходило до подола платья.

Вечер был холодный, и она понимала, что герцог, как и на яхте, оберегал ее от ночной прохлады., Автомобиль уже дожидался их, и они поехали вниз к морю.

После оживленной беседы за ужином герцог был довольно молчалив, и Милица не знала, о чем он думает.

«Он так добр… и я хочу… отблагодарить его, несмотря на то, что он не хочет моей благодарности», – думала она.

Автомобиль остановился у подъезда какого-то дома. К удивлению Милицы, свет горел в нескольких окнах.

– Эта вилла принадлежит одному русскому, спасшемуся от революции, – сказал герцог. – Его сейчас нет, но я хочу что-то показать вам.

Он помог княжне выйти из автомобиля, и они вошли в холл, который был пропитан ароматом цветов. Слуга принял от Милицы шаль, оставив на ней кружевную вуаль.

Герцог повел ее вдоль прохода, и когда они достигли его конца, послышались величественно-тихие звуки музыки. Они напоминали ей орган.

Княжна с волнением ожидала, что их будет встречать множество гостей.

Герцог подал ей руку. Она сжала ее пальцами и сказала:

– Я… я не знаю… как… вести себя, Герцог остановился.

– Это не прием, – ответил он. – Здесь частная часовня Русской Православной Церкви, к которой вы принадлежите.

Перехватив ее изумленный взгляд, он сказал:

– Ваш отец велел мне позаботиться о вас, и я намерен сделать это как ваш муж!

Милица замерла.

Она держалась за него обеими руками, будто боясь упасть.

– В-вы… просите меня… в-выйти замуж за вас? – спросила она еле слышным голосом.

Он отрицательно покачал головой.

– Я не прошу тебя – я повелеваю тебе! – сказал он. – Так же, как ты требовала тогда моей помощи. Тебе так же невозможно отказаться, как и мне тогда, Он заглянул ей в глаза, и Милица поняла, что это – правда и ей ничего не остается, Как повиноваться ему.

Он понимал, какие чувства ее обуревают.

Он ввел княжну в открытую дверь и повел к свету свечей, горевших на алтаре ив серебряных светильниках, свисающих со свода церкви.

На обратном пути к вилле Милице все еще казалось, что она видит сон и никак не может пробудиться.

Сама служба, молитвы, произносимые перед святыми иконами, зажженные свечи в руках у нее и герцога и венцы, которые держали над их головами, – все это сплелось в замечательную картину, она это никогда не забудет.

Эта церемония запечатлелась в ее сердце.

Твердый голос герцога перед алтарем и ее робкие и смущенные ответы священнику отзывались в ней странной мелодией – это была песня радости, всколыхнувшейся в ее душе.

Княжну точно окрыляла всевозрастающая восторженность, особенно с того момента, когда герцог надел кольцо на ее палец и они опустились на колени для благословения.

И вот она осталась наедине с мужчиной, который стал ее мужем, тот самый человек, которого она ненавидела, а теперь питала к нему совсем иное чувство.

Они подъехали к вилле, и, когда вышли из автомобиля, герцог сказал:

– Наверху, в твоей гостиной, есть шампанское, давай выпьем за наше будущее, Милица уже успела мельком познакомиться со своим будуаром, который был так же великолепен, как и все на вилле.

Когда они с герцогом вошли туда, она увидела, что он убран белыми цветами, а в полумраке в нем витал волшебный дух неземного очарования, от которого все вокруг казалось нереальным, как и весь этот вечер.

Она оглядывалась вокруг, когда герцог снял меховую накидку с ее плеч. Затем – вуаль, прикрывающую голову, и она удивилась себе, что не сразу поняла, что это – подвенечная фата.

Она повернулась к герцогу и увидела, как на его губах играет слабая улыбка, а в глазах какое-то необычное выражение – так он еще не смотрел на нее.

Вопрос, который она хотела задать ему, непроизвольно сорвался у нее с губ:

– Как случилось… что ты захотел… жениться на мне?

– Когда умер твой отец и ты обратилась ко мне за утешением, – ответил герцог, – я понял, что должен заботиться о тебе, но не так, как ты предлагала, а всю жизнь.

– Это… то, что ты… сам хочешь? – спросила Милица.