Джулия Куинн - Мистер Кэвендиш, я полагаю..

— Конечно, — сказала она.

— Мне нужно написать краткое письмо. Герцогу. — Он прочистил горло. Было трудно догадаться, как долго он будет раздумывать, прежде чем скажет. — Ты будешь моим посланником?

— Да, но я была бы счастлива только передать сообщение. Так тебе не придется сталкиваться с неприятностями… — Ее рука неловко рассекла воздух. — Что ж, проблема в том, чтобы написать это, как я полагаю.

— Если ты передашь мои слова, то они узнают, что ты видела меня.

Ее рот открылся, но она не ответила.

— Ты должна подумать о своей репутации, — спокойно сказал он.

Она сглотнула, и он понял, о чем она думала. До этого они никогда не волновались о ее репутации.

— Конечно, — резко сказала она.

— Ты встретишь меня прямо здесь? — спросил он. — После заката солнца.

— Нет.

Он моргнул в удивлении.

— Ты опоздаешь, а я не хочу ждать тебя на общественной дороге.

— Я не опоздаю, — сказал он.

— Я встречу тебя в беседке.

— Здесь, в беседке?

— Миссис Одли показала мне ее ранее. — Она объяснила ему, как туда добраться, а затем добавила, — это недалеко от дома. Если ты беспокоишься об этом, то могу сказать, что тебя не увидят.

Он кивнул.

— Спасибо. Я ценю твою помощь.

Затем она ускакала, а он ждал, наблюдая, как она становилась все меньше и меньше заметной. Он ждал, пока она проехала значительную часть пути и скрылась из виду. А затем подождал еще немного.

Потом, почувствовав сердцем, что она спустилась с лошади и направилась внутрь, он развернулся и направился обратно.

В это время года солнце заходит достаточно поздно, а поскольку миссис Одли придерживалась сельского расписания, Амелия направилась в сторону беседки уже после ужина. Она обратила внимание, что никто не заметил ее ухода. Отец вернулся в свою комнату сразу же после трапезы; его мысли все еще витали вокруг предложения, сделанного Джеком Грейс. Вдова даже не удосужилась спуститься вниз.

После ужина миссис Одли пригласила Амелию присоединиться к ней, Джеку и Грейс в гостиной, но девушка отказалась. Она уже провела целый час на одном и том же месте в компании одних и тех же людей, и главной темой разговора были подвиги юного Джека. Конечно, все это было увлекательно. Но все же в большей степени для того, кто был влюблен в Джека, а она не была. Никто не удивился, когда она пожаловалась на усталость и сказала, что поднимется к себе и почитает.

Она взяла книгу из маленькой библиотеки, зашла в свою комнату, на минутку прилегла на постель, чтобы создать видимость естественного беспорядка, а затем украдкой выскользнула наружу. Если Грейс вернется, пока ее не будет, – что казалось сомнительным, так как девушка ловила каждое слово миссис Одли, – все будет выглядеть так, словно Амелия просто ненадолго вышла из спальни. В библиотеку, за другой книгой. Ну, или чтобы найти, чем перекусить. Не было ни одной причины, по которой кто–либо мог бы догадаться, что она собирается встретиться с Томасом. Все, конечно, проявили любопытство относительно его местопребывания, но каждый понимал, что молодому человеку требуется время побыть одному.

Когда она направилась в сторону беседки, солнце опустилось почти до линии горизонта, и весь окружающий мир начал готовиться к сумеркам, – краски потускнели, тени начали вытеснять свет. Она убеждала себя, что эта их встреча ничего не значит; что она просто окажет ему услугу, забрав его письмо, чтобы незаметно оставить конверт на столе в холле и позже вместе со всеми выразить удивление. И, вероятно, это действительно мелочь. Она не собиралась снова набрасываться на него; в своей последней страстной попытке она испила столь большую чашу унижения, что этого хватило бы на всю ее жизнь. И Томас ни единым жестом не дал ей понять, что хочет продолжения их романа. Не теперь, когда он потерял Уиндхэм.

Он был чертовски горд. Она пришла к выводу, что это следствие его образа жизни, – образа жизни одного из двадцати самых могущественных людей в стране. Она могла бы вырвать свое сердце из груди и подарить ему, могла бы сказать, что будет любить его до последнего вздоха, и он все равно откажется от нее.

Ради ее же блага.

В этом и заключался весь ужас. Он сказал бы, что это для ее же блага, что она достойна лучшего.

Как будто для нее когда–либо имели значение его титул и богатство! Если бы все это произошло в прошлом месяце, до того их разговора, до их поцелуя.

Она бы не страдала.

О, она почувствовала бы себя сконфуженной, вернувшись в Лондон. Но, наверняка, нашлись бы многие, заявившие, что она счастливо отделалась, поскольку не вышла за него замуж до того, как он потерял титул. И она знала себе цену. Она была достаточно привлекательна, умна (но – спасибо тебе, мама – не слишком умна), хорошо обеспечена, и она была дочерью графа. Она не задержалась бы на ярмарке невест.

Все это было бы вполне реально, если бы она не влюбилась в него.

В него. Не в титул, не в замок. В него самого.

Но он никогда не поймет этого.

Она обхватила себя руками, спасаясь от вечерней прохлады, и торопливо пересекла лужайку. Она сделала большой круг, опасаясь, что кто–нибудь может заметить ее из окна гостиной. Ей пришла в голову мысль, что она научилась мастерски красться вокруг этого дома.

В этом было что–то забавное.

Или, на худой конец, ироничное.

А возможно, просто грустное.

Беседка была уже близко, в сумеречном свете были видны ее белые очертания. Еще минута, и она…

– Амелия.

– Ой! – от неожиданности она даже подпрыгнула. – Святые небеса, Томас, ты напугал меня.

Он криво улыбнулся.

– Ты не ждала меня?

– Не здесь. – До беседки все еще было достаточно много ярдов.

– Мои извинения. Я увидел тебя, и мне показалось невежливым не дать тебе знать, что я рядом.

– Нет, конечно, я только… – Она перевела дыхание и прижала руку к груди. – Мое сердце все еще не может успокоиться.

На какое–то мгновение воцарилась тишина, затем она продлилась еще на один миг.

И еще на один.

Это было ужасно. Она чувствовала пустоту и неловкость, и все те эмоции, что, казалось, уже давно остались позади, в прошлом, до того, как она узнала его настоящего. В том прошлом, когда он был герцогом, а она – его счастливой невестой. И им нечего было сказать друг другу.

– Вот, возьми, пожалуйста. – Он протянул ей клочок бумаги, сложенный и заклеенный воском. Затем он отдал ей свое кольцо с печаткой. – Я собирался запечатать его, – сказал он, – но затем подумал…

Она взглянула на кольцо, украшенное гербом Уиндхэмов.

– Это так нелепо и странно.

– Чертовски верно.

Она коснулась пальцами воска. Там, где должна была быть вмятина от печати, было гладко и пусто. Она подняла глаза и попыталась улыбнуться.