Розалин Уэст - Прикосновение

Долтон погрузился в молчание, мысленно вернувшись в ту ночь, когда он с одним из помощников судьи отводил лошадь в конюшню какого-то бедного фермера, где ее должны были найти на следующий день. Судья немедленно предложил повесить вора, и в тот день, когда Долтон услышал тяжелый стук люка и скрип пеньки, у него сформировалось отвращение к правосудию. Все это произвело неизгладимое впечатление на мозг тринадцатилетнего мальчика, и горький гнев состарил его душу. Он пережил все — вину, ужас, страх, что раскроется его участие в этой фальсификации, но стоило пятидолларовой золотой монете коснуться его ладони, как совесть сразу же успокоилась. Долтон получил порку, когда, вернувшись домой, отказался отдать деньги братьям, которые заявили, что это цена за его душу. Пять долларов — он не понимал, как дешево продал себя, вплоть до последних лет, когда его репутация позволила ему требовать наивысшую плату за покупку его вечных адских мучений.

— После той ночи я больше не вернулся в «Священную розу». Я предпочел болтаться рядом с наемными охранниками судьи, учась приемам их ремесла, так сказать. Я был смышленым учеником, и у меня в мозгу постоянно звучало заявление судьи, что честь и уважение приходят с деньгами и властью, а я хотел именно этого. Я хотел достаточно заработать, чтобы выкупить обратно свою душу. — Он тихо хмыкнул, и Джуд подумала, что это самый берущий за душу звук, который ей доводилось слышать. — Конечно, теперь недостаточно и всех запасов федерального резерва, чтобы выкупить ее обратно. Полагаю, я должен просто довольствоваться уважением, но не тем, когда люди отступают в сторону на тротуаре, когда вы проходите, а тем, когда они поднимают перед вами шляпы. Это то, чего я хочу добиться в Сан-Франциско.

Сан-Франциско — это так далеко. У Джуд сжалось сердце. Она всегда знала, что Долтон не собирался оставаться в долине, но никогда по-настоящему не задумывалась, как далеко от нее он будет. Честно говоря, она считала не важным, будет ли это одна миля или тысяча.

— Почему в Сан-Франциско? Почему не здесь?

— Там меня никто не будет знать, — не сразу ответил он, и у Джуд создалось впечатление, что он говорит ей не все. — Я могу начать все сначала и стать кем пожелаю. Я видел картины, на которых изображены красивые дома, расположенные на холме, и хочу иметь один из них. И люди, мимо которых я буду проходить, будут приподнимать передо, мной шляпы.

«Сан-Франциско. А что, если вытащить корни из земли Вайоминга и отправиться на Запад вместе с Долтоном? Или мои мечты совершенно не похожи на его? — Поразмыслив над этим, Джуд с неохотой призналась: — Да, наши мечты совершенно разные». Долтон мечтал о чем-то только для себя лично, а Джуд мечтала о ком-то, кто был бы рядом. Их стремления были диаметрально противоположными, и Долтон не давал ни малейшего повода думать, что в его планы входит любовь к женщине и готовность создать семью.

Размышления Джуд были прерваны его неожиданным страстным поцелуем. Он снова занялся с ней любовью, но на этот раз с неистовством, которое она пробудила своими наивно заданными вопросами. Она не могла пожаловаться на то, что не была удовлетворена — она получила удовлетворения в избытке, но в Долтоне произошло неуловимое изменение, которое добавило горечи к ее первоначально сладкому удовольствию. Джуд чувствовала, что Долтон сосредоточился на себе, а не на том, что они могли делать вместе: он брал, отдавал, но не делился. И когда наконец он скатился с нее, Джуд почувствовала себя брошенной проституткой, которая, прислонившись к перилам, смотрит, как он уходит. И в ее глазах стояли слезы, когда она закрыла их, понимая, что он никогда не станет для нее ничем большим, чем партнером на одну ночь.

Джуд проснулась с самыми приятными ощущениями: прохладные шелковистые простыни касались ее нежно, как любовник, аромат кофе щекотал ноздри, а горячие воспоминания о Долтоне Макензи вернули восхитительную боль телу, теперь имевшему опыт в любви. Она мечтала подольше оставаться в этом блаженном спокойствии на грани сна и, реальности, но постепенно осознание того, что она в этой огромной кровати одна, вывело ее из летаргии.

Комната была наполнена солнечным светом, и Джуд протерла глаза и села, стыдливо прижав к груди простыню, потому что уже наступил день, а она была голая. Ей пришлось пережить ужасный момент, когда она в реальности нового дня вспомнила то, что происходило здесь ночью. Джуд ожидала увидеть одежду, разбросанную в доказательство их необузданной страсти, остатки шампанского и свечного воска как холодные напоминания о романтическом настроении, теперь ушедшем вместе с ночными тенями, а вместо этого обнаружила столик для завтрака с изысканной пищей и несколько свертков в тонкой бумаге, лежащих в изножье кровати. Не увидев своей одежды и сначала не увидев и Долтона, Джуд с легким испугом подумала, не придется ли ей пробираться в свою комнату, завернувшись в простыни.

Затем из смежной комнаты вышел хозяин номера в черных брюках и белой рубашке, накрахмаленной так сильно, что ею можно было резать тосты. При виде его Джуд представила, как она сама, должно быть, выглядит, и непроизвольно нырнула в смятое постельное белье. Увидев, что она не спит, Долтон остановился, и на секунду блеск его глаз воскресил в памяти Джуд каждую непристойную подробность их совместно проведенной ночи, но затем Долтон улыбнулся вежливой, ничего не выражающей улыбкой, старательно погасив желание во взгляде.

— Доброе утро. В соседней комнате для вас приготовлена ванна, а здесь на кровати чистая одежда, хотя я не возражаю позавтракать с женщиной, завернутой в мои простыни.

Никогда еще Джуд не чувствовала себя такой обнаженной. Его слова, лишенные всякого юмора, были произнесены с вежливой, отсутствующей улыбкой — с той, которую он, должно быть, использовал для бесчисленных женщин, просыпавшихся в его постели при подобных обстоятельствах. Он отнесся ко всему легкомысленно, не придавая их отношениям особого значения, на которое она надеялась. «Конечно, — рассудила она со всем практицизмом, — он сделал это специально, не желая, чтобы я цеплялась за что-либо из того, что произошло. Вот почему он лишил меня удовольствия проснуться в кольце его рук, вот почему он надел безукоризненную и безликую одежду вместе с этой вежливой улыбкой». И никогда еще Джуд не впадала в такое безысходное отчаяние и не испытывала такого стыда. Отдавшись страсти, она вела себя как обычная проститутка, и теперь он обращается с ней соответственно этому.

— Пожалуй, мне нужно помыться и одеться, — пробормотала она таким же безразличным тоном.

Завернувшись в простыню, как в тогу, она взяла свертки и, словно греческая королева, прошествовала в смежную комнату. Когда Джуд скрылась от взгляда Долтона, ее железная воля ослабла, и слезы подсолили воду в ванне.