Хизер Грэм - Золотой плен

— Мы будем жить в страданиях. Что осталось от того, что было?

Он поднял брови и улыбнулся, насмешка опять прозвучала в его голосе.

— Я что-то не заметил, чтобы ты страдала и мучилась от моих касаний и от близости ко мне сегодня.

Гнев опять заклокотал в Эрин от такой несправедливости — . Ее рука промелькнула около его лица так быстро, что он не успел отклонить ее и только смотрел на Эрин, пораженный и ошеломленный.

Она села и закричала на него:

— Никогда больше, викинг, этого не случится. Свяжи меня, опутай цепями, бей, угрожай, возьми меня, но я больше ничего тебе не дам!

Излив свою ярость, она вся содрогалась. Должно быть, она совсем глупа, если продолжает бороться с ним и отвергать его, в то время как не имеет ни одного доказательства своей невиновности и полной уверенности, что он не выполнит все угрозы, даже если считать их справедливыми. Но она не могла ничего больше дать ему. Она и так уже сделалась уязвимой. Поэтому Эрин сидела молча, ожидая его реакции.

Олаф потер щеку, сощурившись.

— Эрин, я восхищаюсь твоей смелостью. — Его тон понизился опять, предупреждая ее, что его восхищение не простиралось дальше. — Но не бей меня больше. Я варвар, помни, а варвары бывают жестоки.

Эрин не смотрела на него, поморщившись от его сарказма.

— А ты и есть жестокий, Олаф, более чем кто-нибудь другой, использующий кнуты и цепи.

— Клянусь кострами всех адских очагов! — взорвался Олаф. — Я видел свою собственную жену с мечом. И это жестоко, что я не сдался на твои милые извинения!

Он спрыгнул с кровати и начал одеваться, чуть не разрывая пальцами одежду.

Эрин не ответила. Она закрыла глаза, обернулась покрывалом, как бы защищаясь от своей безнадежности.

Когда он заговорил снова, голос был спокойным, бесстрастным, и он полностью контролировал свое состояние.

— Ты спросила, что осталось между нами, жена. Стена. Ты презираешь меня; я доверяю тебе не больше, чем моим глазам. Но мы муж и жена, и я хочу ребенка, которого ты носишь. Я хочу наблюдать за его развитием. Только несколько человек, которым я доверяю, знают, что королева Дублина стала причиной гибели двенадцати мужчин — я не говорю об их семьях, которые жаждут мести. Так что ты можешь снова управлять домом. Но не покидай его. Два раза я не предупреждаю. И вот еще что: не вздумай избегать меня, никогда. Ты — моя жена, и я буду говорить с тобой, когда и сколько захочу, и прикасаться к тебе, когда и сколько захочу. — Он помолчал мгновение, повернувшись к ней спиной, его голос звучал мрачно, когда он снова заговорил:

— Я дурак, Эрин, но мне нравится верить, что остается надежда.

Он помолчал, как бы давая ей возможность усвоить его слова, потом добавил:

— Ты бы поднялась, Эрин. Большая зала ожидает своих короля и королеву.

Ничего больше не оставалось. Она должна быть благодарна. Он мог заковать ее в цепи, заключить в темницу или отречься от нее и от их ребенка. Но ничего этого в действительности не произошло, ничего не изменилось, кроме его чувств к ней. Теперь он стал зол и заставлял ее страдать.

Она быстро одевалась, ее пальцы дрожали, она поправила плащ и нервно взглянула на него, ожидающего ее около двери.

Олаф стоял нетерпеливый, занятый своими мыслями. Высокий, величественный, ее великолепный воин. Норвежский Волк — высокомерный, властный, самонадеянный.

Она боролась со слезами, вспоминая, что он мог быть и нежным, когда хотел ее. Его собственность…

Он протянул ей руку, и она приняла ее, чувствуя, что ее губы начинают дрожать. Все могло бы обернуться совсем по-другому.

— Олаф, — позвала она сдержанно.

— Да?

— Я повинуюсь тебе сейчас, потому что ты сильнее.

— Меня не волнует, почему ты повинуешься мне или следуешь моим предостережениям, лишь бы ты делала это.

Эрин с трудом сдерживала слезы. Когда он открыл дверь, она незаметно проскользнула за ним. Они спустились в большую залу, оба блистая красотой, но в душе борясь с муками.

Олаф опять стоял под полной луной, его душу терзали мучения. Ни он, ни Эрин не остались в зале на обед. В гневе он забыл ей рассказать о смерти ее брата Лейта и Феннена Мак-Кормака.

В зале она быстро обнаружила, что ее брат не присутствует, и разрыдалась.

Олаф не смог прикоснуться к ней. Она бы оттолкнула его, поэтому ее брат Брайс утешал ее, а Олаф мучился от боли и неизвестности.

Она предала его! Или нет? Обстоятельства против нее, и это было так мучительно сознавать. А он снова почувствовал радость жизни, узнав, что у него будет ребенок, наследник.

Плачет ли она по своему брату? Или по Мак-Кормаку? Желает ли она, чтобы лучше он умер вместо ирландского короля? Олаф глубоко вздохнул. Он почувствовал боль. Он будет уважать ее чувства и поищет ночного приюта возле своего очага.

Величественные корабли заполнили береговую линию и гавань. Их драконовая чешуя и красно-белые паруса колыхались на ветру. Устрашающее и. прекрасное зрелище.

Олаф стоял в гавани, ожидая прибывших норвежцев. Его золотые волосы и плащ вздымал резкий ветер. Однако ни один викинг не решился бы осмеять ирландское одеяние Волка, так как выражение его лица — а это можно было различить даже с моря-было гордым. Он казался золотым богом. Многие, сражаясь с ним, считали, что Олаф окружен солнечной аурой. Сигурд стоял по правую сторону от него, а по левую — Грегори и Брайс Мак-Аэд.

Когда первый гость сошел на берег, его приветствовала доброжелательная улыбка Олафа. Гость и король Дублина встретили друг друга возгласами дружелюбия и восхищения.

Первым заговорил гость. Он был почти такого же роста, как и Волк, на год или два старше. Его манера держаться была более раскованна.

— Итак, братец Волк, вот он! Прекрасный город Дублин — твой. Он извлек тебя из моря и прекратил твое существование как викинга!

— Да, Эрик, это так, — ответил Волк. — Добро пожаловать в Ирландию.

— Приглашение от ирландца? — Эрик засмеялся. Его серо-синие глаза внимательно рассматривали брата.

— Нет, ты никогда не убедишь в этом ирландцев, — ответил Олаф, пожав плечами. «Особенно мою жену», — добавил он про себя. Но Эрик уже разговаривал с Сигурдом, громко похлопывая рыжеволосого гиганта по спине.

— Сигурд! Старый боевой топор. Неужели мой брат и тебя вытащил из моря?

— Мы ведем честную торговлю, Эрик. Честную торговлю. Ты увидишь сам, — уверил Сигурд Эрика, широко улыбаясь.

— Скажи своим людям, чтобы они выходили на берег, брат, — продолжил Олаф, — а мы поспешим в большую залу. Я представляю вам Грегори из Клоннтайрта и Брайса Мак-Аэда.

Ирландские принцы смотрели на норвежца с большой настороженностью, но против его доброжелательности трудно было устоять. Убедившись, что это один из тех викингов, от которых не исходит угроза, Брайс и Грегори остались в гавани с Сигурдом, чтобы сопровождать норвежские войска, в то время как Олаф с Эриком отправились ко входу в обнесенный стенами город.