Хизер Грэм - Золотой плен

Эрик усмехнулся.

— Брат, иногда по ночам я предпочитаю наблюдать. Только одной девушке в этой зале я позволил бы пленить мое сердце, и, увы, я должен называть ее сестрой.

Олаф застонал, потянувшись за кружкой с элем.

— Кажется, она уже завоевала твое сердце, брат. Эрик пожал плечами.

— А твое собственное?

— Я не отдавал своего сердца. Я уже сделал так однажды, и боль, когда оно разбилось, была посильнее, чем от датского топора.

— Гренилде умерла, Олаф. А ты живешь, и твоя ирландская красавица тоже.

— Да, — проговорил Олаф горько. — Ирландская красавица. Скалы прекрасны, мой брат, так же как и море, но все это таит в себе опасность.

Эрик встал и выпрямился.

— Олаф, ты сделался великим принцем, могущественным воином и самым мудрым из королей. Ты силен, ты знаешь свою силу и, тем не менее, ты всегда милосерден. У тебя способность прощать тех, кто обидел тебя, и отдавать то, что ты взял. Ты осторожен и рассудителен. И, тем не менее, так случилось, что ты осудил самого благородного и душевного человека из всех, кого ты завоевал. Ты бесстрашен в сражении, где рискуешь своей жизнью, а в самой жизни, брат, я думаю, ты не смел. Сделай по-другому. Рассуди как король Волков, а не как муж. Ты скучаешь по своей жене. Пойди к ней. Забери ее.

Олаф посмотрел на своего брата, едва сдерживая гнев. Но Эрик не боялся его гнева. Как он сказал, Олаф — человек справедливый: он не будет искать мести, если не прав.

— Брат, — наконец произнес Олаф холодно. — Неужели море не манит тебя? Не настало ли время возвращаться домой, викинг?

Эрик состроил унылую гримасу.

— Пусть будет так, Волк. Но подумай, может быть, ты захочешь, чтобы я остался здесь, пока ты будешь в путешествии. Я помогу Сигурду, если на Дублин нападут в твое отсутствие.

Олаф открыл рот, чтобы заговорить, но осекся. Он смотрел на огонь в очаге.

— Да, брат, я намереваюсь поехать и привезти ее домой. Мой сын родится во дворце викингов, в Дублине.

Эрик лишь улыбнулся в ответ, выходя из залы и оставляя Олафа наедине с его мыслями.

Было холодно, но Эрин, тепло одетая, не боялась свежего воздуха. В часовне душно. Монахи шептали молитвы, а она стояла на коленях и крепилась только ради матери. Если действительно существует жизнь на небесах, Лейт и Феннен попадут туда; у них только юношеские грехи. Если Бог существует, он примет таких людей независимо от того, что о них говорили и что было сделано другими от их имени.

Она глубоко вдохнула утренний воздух и печально улыбнулась, глядя на дома в долине Тары. Она горячо любила Тару. Под блестящим покрывалом из чистого белого снега резиденция ирландских королей казалась ей еще более величественной и прекрасной. Никогда в своей жизни Эрин не забудет Тару, не перестанет думать о ней как о своем любимом доме, доме детства. Ручей, где она играла со своими братьями, изумрудно-зеленые склоны Грианан, где она сидела много раз с Маэве, пытаясь научиться делать аккуратные маленькие стежки в своем рукоделии.

Эрин была рада, что приехала. Она жаждала увидеть мать. Горе состарило Маэве. Эрин знала, что ее присутствие было для матери как целебное зелье. Мать волновало положение Эрин. Время, проведенное вдвоем, прекрасно для них обеих. Маэве чувствовала необходимость излить свою любовь к дочери, и Эрин буквально купалась в лучах материнской ласки.

Аэд испытывал огромную радость по случаю приезда Эрин. Для нее видеть его лицо, освещенное улыбкой, было счастьем, ради которого стоило совершить долгое путешествие по горам и долинам, Эрин сбросила тяжелый камень с его сердца, что явилось утешением и для нее самой. Она проводила с ним много часов, и это было время величайшей и трогательной любви, которую она сохранит в своей памяти на всю жизнь.

Да, она была рада, рада, что вернулась домой.

И, тем не менее, она испытывала болезненное чувство потери, чувство тоски по другому ее дому. Если этот дом был домом ее детства, Дублин стал домом Эрин-женщины. Величественные постройки из камня, аккуратные деревянные тротуары, огромная зала, где застолье начиналось в присутствии короля и королевы, ее комната наверху с теплым очагом… и ее муж. Сколько ночей она лежала там одна? И сколько — с ним? Но, даже будучи одна, она знала, что лежит в его кровати, и это само по себе было приятно. Дотрагивался ли он когда-нибудь, думала Эрин, до того места на простыне, где лежала она, представлял ли, что овладевает ею, мечтал ли, просыпаясь, чтобы она была там, около него, желал ли обнять ее?

Мыслями Эрин возвращалась в Дублин. Она улыбнулась, вспомнив о гонце, который доставил ей весть, что Мойра родила дочь. Как ей хотелось посмотреть на новорожденного младенца! Видя радость Эрин, гонец пустился в детальные описания радостного события — и она весело хохотала, когда услышала, что гигант Сигурд расплакался от счастья и той же ночью напился до бесчувствия.

Но Эрин опечалилась, и норвежец, доставивший известие, покраснел и смутился, когда она спросила, не передал ли ей что-нибудь Олаф. Нет, он не передавал ни слова…

Эрин быстро обернулась, когда услышала шаги сзади, и улыбка снова озарила ее лицо: к ней направлялся отец. Она лгала ему с момента своего приезда, радостно смеясь, но с болью в сердце. Она заверяла его, что все хорошо.

— Я дочь своего отца, Ард-Риг, — напомнила ему Эрин. — Я всегда буду идти своим путем и найду в себе силы.

Аэд улыбнулся в ответ и потом пожурил ее.

— Становится холоднее, дочь. Давай вернемся в дом, и ты погреешься у огня. Мы ведь не хотим, чтобы ты или твой ребенок простудились.

Эрин приняла руку отца почтительно, но с внутренним раздражением. Олаф не мог бы найти более строгих сторожей, чем ее родители. Они следили за ней с неусыпным усердием.

— Твои руки замерзли, — распекал ее Аэд. Эрин засмеялась.

— Отец, все в порядке. Совсем не холодно.

Не обращая внимания на ее слова, он крепко обнял ее.

— Да, Эрин, ты выглядишь прекрасно. Совсем как твоя мать в таком положении. С каждым последующим ребенком, которого она носила, она выглядела еще более мило, и ни одного дня она не чувствовала себя больной.

— Ну, я очень рада, что похожа на мать, — ответила Эрин. — Я часто хочу спать, но мне совсем не плохо.

Какое-то время они шли молча, но когда приблизились к дому Ард-Рига в долине, Аэд остановился. Он внимательно посмотрел на Эрин, и она опять подумала-как же он о ней беспокоится.

— Ты смотришь в сторону Дублина, дочь, — сказал он задумчиво. — О чем ты думаешь? Эрин пожала плечами.

— Ничего особенного, отец. Я думаю о Мойре, наверное. Я страшно хочу поглядеть на ее младенца.

— Ты не хочешь увидеть своего мужа? Эрин опять пожала плечами.

— Он редко бывал дома, когда я уехала, отец. У него много дел, у него гостит родственник. Если он сможет посетить Фаис, то приедет через несколько недель. Но, возможно, у него не получится это. Война оторвала его от строительства, а строительство — его цель, он так мечтал об этом.