Хизер Грэм - Золотой плен

Эрин с трудом отыскивала слова, обнаружив, что не в состоянии говорить, когда он медленно, но решительно направился к ней, пожирая ее глазами.

— Я очень удивлена, что вижу тебя, — усмехнулась она. — Фаис еще не начался, а в Дублине, должно быть, много неотложных дел.

Олаф остановился напротив нее, и Эрин молилась, чтобы он не заметил, что она не может налюбоваться им, не заметил, как ее душа волнуется от его близости, от ощущения его запаха. Он коснулся ее лица, и прикосновение его мозолистой руки было приятно нежным, потом он провел рукой по ее набухшей груди и животу. Он слегка нахмурился, и Эрин затаила дыхание, слишком завороженная и встревоженная, чтобы оттолкнуть его руку, касания которой она так жаждала снова ощутить.

— Боюсь, что нам придется отправиться домой до Фаиса, — сказал он с почтением, в которое она не могла поверить.

— Почему? — с трудом прошептала Эрин.

— Ребенок…

— Еще два месяца, — быстро возразила она.

— Было ошибкой с моей стороны разрешить тебе поехать, — сказал он спокойно. — Тебе не следовало отправляться в путешествие в таком положении, поэтому мы должны поспешить.

Олаф взглянул на нее, и его голос вдруг стал строгим.

— Я не принимаю таких возражений, Эрин. Я поговорю с твоим отцом сегодня же вечером, и на рассвете мы отправимся домой.

Она опустила глаза. У нее не было желания спорить. Радость переполняла ее. Он приехал, и что бы он ни решил, она была счастлива, что ей приказано следовать за ним.

Ребенок, казалось, почувствовал, что у нее на сердце, так как именно в этот момент он ударил руку своего отца. Взгляд Олафа! мгновенно переместился на руку, и Эрин задрожала от удовольствия при виде его изумленных глаз. Ребенок снова зашевелился, и Повелитель Волков не мог скрыть своего восхищения.

— А он сильный, наш сын, — с удовлетворением прошептал Олаф, и голос его дрогнул.

— Может, это и дочь, — поправила его Эрин.

— Нет, жена, это будет сын, — сказал Олаф уверенно, и Эрин поджала губы. Он засмеялся, когда вновь взглянул в ее лицо, и она удивилась, когда он запустил пальцы ей в волосы и слегка взъерошил их.

— Ирландка, — произнес он нежно, — я думаю, ты бы возразила мне, если бы я сказал, что в этот день солнце будет светить по-особому ярко над нами.

«Ты ошибаешься!» — жаждала крикнуть Эрин. Но не могла. От счастья ей хотелось броситься ему в объятия.

Они смотрели друг на друга в ожидании. «Я так хорошо его знаю», — думала Эрин. Она могла бы вспомнить каждую складку его кожи и пульсацию каждого его мускула, его плоти, и все же каждый раз они встречались как противники.

Он отступил от нее.

— Я должен многое обсудить с твоим отцом, — сказал он жестко. — Собери свои вещи и отдохни, так как мы отъезжаем с наступлением рассвета.

Он зашагал к двери, покидая ее так же резко, как и вошел к ней, потом остановился и холодно произнес:

— Нравится тебе или нет, как я вхожу, ирландка, не пытайся закрыться от меня, даже если ты в Таре, в доме своего отца. Где бы мы ни были, ты моя жена. И я не хочу быть вынужденным доказывать тебе это, выбивая ирландскую дверь.

Эрин встретилась с его резким взглядом, оставаясь безмолвной, и продолжала смотреть в его сторону даже после того, как он закрыл дверь. Она обнаружила внезапно, что сердце в ее груди бьется в бешеном ритме, и что огонь волнами прорывается внутрь ее.

Как обычно, он оставил ее разозленной, готовой задушить его или, по крайней мере, окунуть в кипящее масло, потому что он будет лежать рядом с ней, касаться ее.

Эрин немного успокоилась и стала укладывать вещи, которые она собиралась взять с собой, вынимая одежду для путешествия домой — самую теплую рубаху и тяжелый, отороченный мехом плащ, толстые чулки и высокие кожаные башмаки.

Когда все было готово, она взглянула на свою кровать.

Сегодня она будет спать в постели, и мечты ее станут реальностью.

На этот раз, прежде чем муж вошел, она услышала его и забралась быстро под покрывало. Она опять была с ним, но, слыша, как он, тихо снимает одежду, она и не думала притворяться спящей. Она хотела повернуться и посмотреть на него, на могучее тело воина, по которому она так скучала.

Эрин ощутила его вес, когда он лег рядом с ней. Она ждала, ее плоть была полна возбуждения, она ждала, что он протянет к ней руки. Секунды казались часами, минуты — днями, и она продолжала ждать. Она почувствовала лишь движения его тела, когда он отвернулся от нее, обняв свою подушку.

Эрин подумала, что он заснул, и не могла подавить рыдания. Только когда он почувствовал ее касание, встревоженный, он положил руку на ее плечо.

— Что с тобой, ирландка? — прошептал он тревожно. Она не могла сказать правду.

— Ребенок, мой лорд, он иногда сильно бьется внутри меня.

Его рука обвила ее, притянув к себе. Другая его сильная рука очень мягко и нежно кругами поглаживала ее живот, успокаивая.

— Тебе лучше, ирландка? — спросил он, его голос ласкал ее слух.

Она позволила себе улыбнуться в темноте.

— Гораздо лучше, мой лорд.

Вскоре она крепко заснула, наслаждаясь покоем, силой и защитой, которую он всегда ей давал.

Олаф поглаживал пальцами свою стриженую бороду, оценивающе глядя на то, что стояло перед ним, только огоньки в глазах выказывали его чувства. Риг смотрел на своего господина тревожно. Он был горд своим мастерством, которое приобрел за долгие зимы на своей родине, вырезая по вечерам различные фигурки из дерева. Олаф внимательно рассматривал его работу. Затем перевел глаза с колыбельки на Рига.

— Знаешь, Риг, ни один принц не имел более роскошной колыбельки. Это самая искусная работа, которую я когда-либо видел.

Широкая улыбка озарила лицо Рига. Его глаза увлажнились, и он еще раз бросил взгляд на колыбельку, которую смастерил собственными руками. В изголовье ее была вырезана эмблема Волка, а в ногах, по просьбе Олафа, эмблема Ард-Рига — пересеченные мечи и Дева Справедливости. При прикосновении колыбелька плавно качалась на крепких опорах. Дерево было отполировано и блестело.

«Эрин будет так обрадована», — подумал Олаф, его сердце учащенно забилось. Да, конечно, она обрадуется и, возможно, оценит его внимание. Он держал свой подарок в секрете, предвкушая восхищение Эрин. Но когда к нему пришел Риг и объявил, что работа закончена, Олаф отправился разыскивать Эрин, но ее нигде не оказалось.

«Это очень странно», — подумал он мрачно. Он сторонился ее весь день. Ночью он спал рядом, нежно держа ее, что было поразительно, и он был доволен, хотя его плоть кричала, что ей необходимо большее, чем умиротворение. Он хотел подождать благоприятного времени. Она была как мед, который он однажды отхлебнул и нашел его превосходным; он не мог успокоиться. Она носила его ребенка, и он должен охладить свой пыл ради этого ребенка.