Луи Бриньон - Наказание свадьбой

— Новости?

В ответ на вопросительный взгляд брата король кивнул головой.

— И весьма непонятные. Начну с того, что известно всему Орлеану. Чуть ли не добрая половина города была свидетелем безобразной сцены, в которой главную роль взяла на себя, к сожалению, моя племянница.

Герцог Орлеанский сильно побледнел, герцог Бурбонскпй пробормотал под нос проклятия.

— Генриетта, — продолжал король, — гналась верхом за графом и при этом стреляла в него из арбалета. Возмутительное поведение моей племянницы не находит оправдания.

— Сир, я требую немедленного возвращения моего племянника, — немного резковато заявил герцог Бурбон-ский, — эта девица опасна, вы сами видите, мы не можем допустить…

— Моя дочь не опасна, — огрызнулся герцог Орлеанский, — видимо, этот негодяй довел ее до такого состояния.

— Вы употребили слово «негодяй» в отношении моего племянника? Или мне показалось? — грозно сдвинув брови, поинтересовался герцог Бурбонскпй.

— А что вы скажете насчет «опасной девицы»? — парировал герцог Орлеанский.

— Может, мне следует уйти? — в свою очередь поинтересовался король.

— Ваше величество! — оба герцога встали и поклонились, принося тем самым извинения за свою несдержанность.

— Садитесь, — пригласил король, — я не стану продолжать, так как имею небезосновательные подозрения, что, услышав дальнейшее, вы устроите дуэль!

— Так плохо? — в свою очередь побледнел герцог Бурбонскпй и почти с ужасом спросил. — Она убила его?

— Генриетта поскакала за графом. Они выехали за город, а через несколько часов Генриетта вернулась одна, ведя под уздцы лошадь графа.

— Господи Иисусе, — оба герцога привстали, не сводя немигающего взгляда с короля.

— Графа не было три дня, а когда он появился — был чрезвычайно пьян.

— Слава богу! — оба герцога с облегчением вернулись на места.

— Никто не знает, что произошло во время, так скажем, «охоты» Генриетты за графом, но все явственно видели, в каком расстройстве находилась Генриетта во время его отсутствия. Как пишет мой секретарь, она ежеминутно спрашивала слуг о графе. Однако, едва он появился, они вновь поссорились, и, наконец, самое важное, — король сделал паузу и выразительно посмотрел на обоих, — после ссоры граф отправился в опочивальню Генриетты. Он пробыл там долго и… в общем, секретарю стало известно о некой пикантной сцене, свидетельницей которой стала одна из служанок. Герцог Орлеанский побагровел:

— Надеюсь, он не посмел.

— А что ты ожидал, пуская волка в курятник? — герцог Бурбонский от души расхохотался.

— Ты…

— Я склонен согласиться с герцогом, — перебил брата король, — это была ваша идея, поэтому возможные… гм… неудобства, возникающие в процессе развития событий, целиком ваша вина.

Герцог Орлеанский встал и резко произнес:

— Я немедленно отправляюсь домой!

— Не поздновато ли, — насмешливо спросил герцог Бурбонский, — герцог?

— Герцог!

— Прекратите! — приказал им король. — Мы отправляемся все вместе и там решим, как следует поступить далее. Будьте готовы отправиться в путь, монсеньоры. Даю слово, что скоро мы увидим развязку этой истории.

Впервые за многолетнюю дружбу с Луп, де Валиньи не мог разобраться в его чувствах, в его поведении. Луи как бы отгородился от всех, в том числе и от него. Он перестал шутить, почти не улыбался, проводил дни в полном одиночестве, слоняясь по городу или обследуя многочисленные комнаты дворца.

Как ни ломал голову де Валиньи, он так и не смог понять причину необычного состояния своего друга. А причина, на самом деле, была совершенно очевидна, и заключалась она в одном — в Генриетте.

Луи чувствовал, что она волнует его все больше и больше. Мысли о ней неотвязно преследовали его. «Какая ирония судьбы! — невесело думал Луи. — Я впервые по-настоящему влюбился и оказался отвергнутым… Не совсем», — тут же поправил себя Луи, он почти не сомневался, что Генриетта любит его, но любит, не сознавая этого. Он ясно видел ее чувства, когда Генриетта разговаривала с ним сердцем, но в ту минуту, когда ею управлял разум, она становилась холодной и отчужденной. Луи не знал, сможет ли он изменить подобное отношение Генриетты. Он знал одно: он должен помочь ей понять собственные чувства и тогда… Все тело Луи напряглось, когда он представил в своем воображении Генриетту, полуобнаженную, ласкающую его в спальне. Впервые Луп потерял способность думать. Генриетта вызвала у него такие чувства, о которых он и не подозревал, насколько все произошедшее было прекрасным. Еще немного и он признался бы ей в любви. Но ее слова — Луи помрачнел, вспоминая ее обвинения. «Неужели она действительно считает, будто я использовал ее? Как она может так думать?» Но беда в том, что Луи абсолютно не понимал, каким образом переубедить ее. Слова Генриетты, брошенные ему в лицо тем утром, оскорбили его до глубины души. Первые два дня он думал, что обязан выкинуть ее из головы, но впоследствии, мельком встречаясь с ней и глядя на нее, Луи понимал, что все сильнее влюбляется в нее. И тем тяжелее становилось у него на душе. Они больше недели не разговаривали друг с другом. И это обстоятельство угнетало Луи едва ли не больше, чем навязчивость бывших любовниц.

«Любовница», — Луи чувствовал, что его страсть может утолить лишь одна женщина — Генриетта!

После того, что он испытал рядом с ней, он не сможет лечь в постель с другой.

«Эта ведьма околдовала меня!» — неожиданно весело подумал Луи. Но именно о такой женщине он мечтал всю жизнь, и когда, наконец, встретил ее, не собирается отказываться от нее ни за что на свете. Но как добиться ее любви? Вернее, как сделать, чтобы она призналась в своей любви к нему?

Луи бросил короткий взгляд на мирно пасущегося невдалеке коня. Он сам сидел, подогнув колени, вблизи растущих деревьев на зеленой траве. Впереди плескалась Лаура, умиротворяя душу своим великолепием. Это было именно то место, где его оставила Генриетта, и где впервые он осознал, что любит ее. Луи оторвал травинку и положил в рот. Неторопливо пережевывая травинку, он снова вернулся к своим мыслям. Он пытался найти ответ на свой вопрос. Одно Луи знал точно: так, как он вел себя всю эту неделю, только отдалило его от Генриетты, а это никаким образом допускать нельзя. «Следует расшевелить Генриетту, а для этого необходимо вызвать ее на ссору, — неожиданно подумал Луи, — ведь именно ссоры открывают истинные чувства!» Луи хлопнул себя по лбу.

— Проклятье! Ну разве можно быть таким идиотом? Вместо того, чтобы действовать, я веду себя как последний слюнтяй! Сколько раз я прорывал оборону, выстраиваемую передо мной ревнивыми мужьями, а сейчас, когда дело касается моего счастья, моей жизни — я сдаюсь?