Лариса Шкатула - Последняя аристократка

Он шумно сглотнул и отвернулся.

— Я знаю. Но тогда и ее… можно вместе… Они с Таней подружились…

— Ты пока что и на ногах не стоишь! — едва не закричала она.

— Ничего. Видишь, я уже хожу, а к ночи и вовсе оклемаюсь, — проговорил он, укладываясь на лавку. — Как тебя звать-то?

— Наталья.

— Вот и познакомились, — пробормотал он. — Мне можно не представляться?

Она кивнула.

— Я с тобой, Петр Алексеев, заочно знакома. Если не ошибаюсь, студенческая кличка Знахарь?

Он довольно улыбнулся и прикрыл глаза.

Наташа опять покормила детей, немного поела сама, а остальную похлебку скормила Петру. Гриша, первый из её пациентов, уже смог сам сидеть за столом, вызвав у неё слезы радости.

Он и во двор поковылял, держась за её руку, а остальных детей ей пришлось выносить. Причем девочка Алексеевых по имени Аня в последний момент застыдилась:

— Я сама!

Наташа даже от крыльца не стала отходить — не до церемоний. Зато после свежего воздуха и травяного чая все дети опять спали, но уже не тяжелым, обморочным сном, а сном выздоравливающих.

Наташа как сидела за столом, так и задремала — то ли хлопоты её утомили, то ли всеобщий сон её подопечных подействовал, и приснилась ей прабабка Елизавета Астахова. По мужу Поплавская.

Она много лет жила в чаще леса, почти не видясь с другими людьми, кроме двух её слуг, Игнаца и Василисы. Эти простые, преданные люди посвятили свою жизнь несчастной госпоже, неизвестно за что проклятой слепой судьбой — разве не должно людям воздаваться за их ангельский характер?

Пани же Елизавета страдала незаслуженно. А может, искупала вину многогрешного мужа Станислава и свой невольный грех — побег из-под венца…

Так вот, Наташе снилась прабабка, в ту пору молодая и красивая. Елизавета, хоть и была княжеских кровей, а без работы никогда не сидела. Она серьезно увлекалась травами, сама составляла из них сборы, а дар, умение видеть пораженные недугами внутренние органы человека, а потом и исцелять их, совмещала с народной медициной, не упуская возможности побеседовать с каким-нибудь опытным знахарем или знахаркой в России о пользе той или иной травы… При излечении самых набожных она порой творила молитву.

Уже одно то, что знахарка верила в бога, успокаивало страждущих, которые с облегчением в сердце принимали после молитвы её лечение. Слух, что Елизавета — ведьма, а значит, и искусство её от лукавого, большинство больных от неё отвращал. Но самые настойчивые и безнадежные все же приходили, падали в ноги, и она лечила их без слов укора.

Людская память коротка. Вылеченные часто забывали, кому обязаны своим здоровьем, а порой даже присоединялись к её гонителям.

Желающих порушить ведьмино логово останавливало лишь то, что путь к её домику на болоте был долог, тернист, а по дороге на людей потихоньку нападал страх, и в конце концов домой возвращались даже самые ретивые.

Во сне Наташи прабабка лечила какого-то мужчину. Он лежал в большой комнате на столе, и подле него стояла Елизавета со своей служанкой Василисой, которая помогала госпоже.

— Беглец, — говорила Елизавета то ли служанке, то ли Наташе. — Долго голодал, потом от голода потерял сознание. Если бы не случился поблизости Игнац, так и помер бы. А ведь молодой… Как ты думаешь, что первым делом ему нужно?

Василиса ответила, наверное, еда, отчего прабабка расхохоталась.

— Понятное дело, еда. Но так он слишком долго будет приходить в себя. А если стражники идут по его следу? Главное, его побыстрее на ноги поставить. Никто не знает, хватит ли времени на долгое лечение. Первым делом его надо к жизни пробудить. Не понимаешь? Он должен захотеть жить и за жизнь свою бороться. Всякий человек природой мудро устроен. Нужен только толчок, и его естество само начнет излечение. Еда — это, конечно, хорошо, ну а силы больным кто возвращать будет? Времени у тебя совсем не осталось…

Теперь у Наташи не было сомнения, что прабабка обращается именно к ней. Что значит, у неё нет времени? Не сегодня-завтра энкавэдэшники нагрянут? Должны бы. И так неизвестно, кем в доме Алексеевых все время печь топится. А может, и запах похлебки учуяли, который в морозном воздухе особенно отчетливо слышен…

Наташа вздохнула: как ни крути, а не пускать в ход то, чем одарила её природа, теперь уже не получится. Судьбу не обманешь. Дорого приходится платить за этот дар. Женщинам рода Астаховых, особой печатью отмеченных, он не принес женского счастья.

Им не удавалось, как другим женщинам, спокойно сидеть дома, воспитывать детей, обихаживать любимого мужа. Куда там, их точно листья бурей, срывало с родимой ветки и гоняло по свету, как бы они ни сопротивлялись…

Наташа поворчала про себя, пожаловалась на нелегкую судьбу, но, кажется, Елизавета была права: времени у неё оставалось все меньше…

Для начала она подошла к спящему Петру и попыталась мысленным взглядом разглядеть его внутренности, как это, судя по преданиям, легко делала её прабабка Елизавета. Ничего не вышло. Да и до того ли сейчас? Ей надо дать толчок организму, чтобы он занялся самовыздоровлением.

Она поднесла ладонь к тому месту, где на голове у Петра была ещё незажившая рана. Рука отозвалась знакомым, но позабытым ощущением: кровь будто заструилась к кончикам пальцев, и они стали пульсировать, излучая невидимые глазу волны.

Теперь Наташа чувствовала, как её энергия живым источником переливается в тело Петра, отыскивая и собирая в нем кусочки его собственной энергии…

А потом на неё навалилась такая слабость, что она медленно опустилась на пол у лавки Петра и то ли потеряла сознание, то ли провалилась в сон, одним словом, обеспамятела.

Пришла она в себя от стука закрываемой входной двери. Глянула на лавку — Петра на ней не было. Она бросила взгляд на кровать, на которой лежала мертвая Таня — пусто.

Наташа выскочила во двор. И сразу увидела в огороде Петра с лопатой в руке и темный сверток у его ног.

— Ты почему меня не позвал? — подбежала к нему Наташа.

— Говоришь, ты Яну родственница? — спросил Алексеев, легко взмахивая лопатой.

— Родственница, — подтвердила она, не понимая его странного тона. — А тебе это кажется подозрительным?

— Решила от меня свое умение скрыть? Думала, я не пойму? Я пару раз такие штуки в исполнении Яна видел.

— Какие штуки?

— Да уж и не знаю, как такое воздействие одного человека на другого назвать. Я Яну говорил, что он талант свой неразумно использует, но и ты тоже, будто неграмотная. Спасибо, конечно, что ты в меня всю свою силу перелила. Я-то встал и пошел, а ты?.. Сколько тебе времени нужно на восстановление?

— Значит, ты все знаешь?

— Да уж, не лаптем щи хлебаем… Ты мне напоминаешь птенца, которому дали родительские крылья, а летать не научили.