Меган Маккинни - Часы любви

– Правильно.

– И на мне лежит гейс?

– Гейс лежит на всех мужчинах из рода Тревельянов. Такова цена, которую они заплатили за землю, которую вы теперь зовете своей.

Ниалл глядел на священника с откровенным недоверием.

– Что вы говорите, отец. Конечно, Ирландия не успевает угнаться за современностью, но вы-то, наверное, не верите во все эти кельтские глупости.

– Римско-католическая церковь не верит в подобные вещи.

– И к ней, как я полагаю, вы относите себя?

Отец Нолан потянулся к руке молодого человека.

– В Ирландии я прожил много лет. А живя в древнем краю, трудно не верить в то, что осталось от древности.

– Отец мой, – прервал его Ниалл. – Сейчас 1828 год. Галлы давно скончались… Со своими друидами, ведьмами и гейсе. – Он кивнул на книги. – Во всех этих томах – а я прочел каждый – гейс не считается чем-то естественным. Ну, а что сказали бы об этом в Тринити, трудно и представить.

– Я знаю, что это может показаться сказкой, однако вы должны выслушать.

– Но это нелепо.

– Ниалл, вы – современный, образованный человек. Неужели же в Тринити вас учат лишь этому? Фактам, цифири и всему, что можно потрогать руками? Я спрашиваю вас, неужели реальна поэзия? Реальна любовь? Неужели над нами реальное твердое небо, а не пустота? Вам следовало бы научиться удивляться и этим простым чудесам.

Восторженный тон священника рассердил Тревельяна. Голосом тихим, словно обращаясь к глупцу, он произнес:

– Конечно, обо всем этом можно задуматься, но не принимать же всерьез чародейство и фейри… все эти дурачества ослов-ирландцев.

Отец Нолан ударил кулаком по мягкому подлокотнику:

– Иной мир рядом с нами. Он присутствует внутри наших гэльских умов, он – часть нашего существа, от которой не избавиться ни одному человеку!

Рот Тревельяна вытянулся в тонкую ниточку.

– Сохранение подобных традиций не укрепляет власть короны над этим островом. В любом случае они только делают Ирландию смешной. – Поглядев на старика священника, Ниалл смягчился, но лишь слегка. – Я не хочу участвовать ни в чем подобном, отец. Я не хочу так поступать с нашей Ирландией. Да будет ли когда-нибудь разум цениться на этом острове наравне с ворожбой.

– Ниалл, вы превозносите интеллект лишь потому, что стремитесь убежать от того, что внутри вас… Тем не менее слушайте: как бы вы ни бежали, однажды внутренняя сущность победит. По крови вы ирландец, как и я сам. Гаэл жив, он внутри вас. И будьте готовы к его победе, иначе вы сгинете.

– Приступим к делу, отец. Назовите мне цель своего приезда, и покончим с пустым разговором, – буркнул Ниалл, сверкнув глазами.

– Суть этого дела знает только совет. Мы встретимся сегодня, и все станет ясным. Вы узнаете суть своего гейса, а потом примете то решение, которое сочтете нужным.

– Совет? – Брови Тревельяна сошлись к переносью. – Неужели гейс Тревельянов знают все, кроме самих Тревельянов?

– Ваши родители сами встретились и полюбили друг друга. Гейс был не для них, и поэтому им не рассказали о нем. Но вы… вам уже двадцать, и у вас еще нет невесты. К тому же крест дал нам знак приступить к делу.

– Крест? А это еще что за чушь?

– Прошу вас, сын мой. – На лице отца Нолана появилось тревожное выражение. – Порадуйте нескольких стариков. Придите к ним и выслушайте свою судьбу. Тогда вы получите власть над нею.

Откинувшись назад, Тревельян долгое время взирал на священника. А потом словно с отвращением закрыл глаза и испустил давно сдерживаемый вздох.

– Я встречусь с вашим советом, отец. Выпрямившийся в кресле священник казался еще более утомленным, чем прежде.

– Хорошо, мой сын. Хорошо.

– Но это обойдется вам в целый год непосещения мною воскресной мессы. – Тревельян дернул за шнурок, вызывая Гривса, чтобы тот приготовил карету.

Четверо пожилых мужчин собрались в приходском доме Драммонда, пока буря ярилась в небесах над их головами. Четверо стариков, лица которых избороздили оставленные тайной морщины. Миссис Двайер выставила чай и медовые пирожки на столе священника, Тревельян оглядывался, ощущая себя скорее сторонним наблюдателем, чем объектом внимания.

Когда чай был разлит, преподобный Драммонд отпустил экономку, велев ей отправляться домой. Мэри Двайер вылетела из приходского дома с округлившимися глазами. Уже одно появление отца Нолана в англиканском приходе могло заставить ее спутать день с ночью.

Со своего места возле камина Тревельян разглядывал собравшуюся странную компанию, морщинистые лица стариков, освещенные огоньком единственной свечи. Воистину совет нечестивых. Четверо старцев отличались, были даже противоположны друг другу, как четыре поля Лира. Драммонд возле отца Нолана казался полем, что уходит в горы, рядом со спускающимся к морю. Питер Магайр, мэр небольшого селения, сердца Лира, выглядел простаком – как поле, которое рождает капусту, картошку и рожь. Последний, Гриффин О'Руни, умудренный годами землеустроитель и могильщик, а также – иногда – сказитель, был от последнего поля Лира. Того, на котором растут одни только камни.

Он же, Ниалл Тревельян, знаменовал собой огамический камень, стоявший в центре, – и с неудовольствием понимал это.

– Полагаю, можно начинать. – Преподобный Драммонд обвел взглядом троих, сидевших за столом. Бледный и серьезный, словно его вдруг попросили совершить службу в Дублинском соборе Святого Патрика.

– Думается, именно мне следует все объяснить ему, – вмешался отец Нолан. Темное, обшитое деревом помещение заполняли длинные тени, а буря, бушевавшая в небесах, вполне соответствовала напряженности в отношениях обоих мужчин. – Даже вам, преподобный, следует признать, что Ирландская церковь кое-что знает о Гэлии.

Гриффин О'Руни кивнул. – Истинно, сегодня ночью дует вполне подходящий случаю ветер [16].

Обветренное лицо Питера Магайра побагровело, словно от подавленного нервного смеха.

– Нет, Гриффин, я сказал Гэль. Гэль, – строгим голосом поправил отец Нолан.

Гриффин кивнул, давая понять, что все понял.

– Итак, кто начнет? – спросил мэр Магайр, отправляя в рот еще один медовый пирожок. Прямо над головой небо распорол гром, и лицо его разом лишилось всех красок. Взор мэра как бы с молитвой поднялся к потолку.

По правде сказать, на мой взгляд, именно мне следует рассказать правду молодому Тревельяну. Гейс пришел от четырех полей, а я – мэр Лира.

– Ветер испугал твою кобылу [17]?

Весь стол поежился.

На этот раз вмешался преподобный.

– Гриффин, разговор о погоде закончен. Мы перешли к гейсу, понял?

– Гейс. Да, конечно. Давайте расскажем ему о гейсе. – Гриффин скорбно кивнул, словно предстоящее было столь же неизбежно, как смерть еще одного старого друга. Он прочистил свой внушительный – бульбой – нос, воспользовавшись линялым красным платком; прочие, затаив дыхание, ждали, смогут ли его трясущиеся руки должным образом справиться с тканью. Покончив с делом, он оглядел внимательные лица вокруг стола. – Вижу, все ждут, чтобы я начал, раз я сказитель и все такое. Ладно, начну…