Елена Домогалова - Регина

Так уж случилось, что в один из солнечных, ясных дней середины осени Луи отправился на охоту. Один из егерей доложил ему, что неподалёку видели стаю волков с матёрым вожаком во главе. Бюсси, разумеется, для полного счастья не хватало только лобастой волчьей головы на стене оружейной. Регина, бывшая в то время уже на сносях, относилась к новому увлечению брата равнодушно. Это всё-таки было лучше, чем любовная интрижка на стороне или очередная поездка в Париж. И кто бы мог подумать, что за каких-то полгода они смогут так отдалиться друг от друга! Видимо, их безумная любовь и всепоглощающая страсть могли гореть и жить только вопреки чему-то, только в разлуке, в океане невозможности даже прикоснуться друг к другу. Семейная идиллия убила эту любовь. Та самая семейная идиллия, о которой Регина так мечтала и которая так радовала её в Бордо. Как, когда, в чём она ошиблась? Где их с Луи души повернули на разные дороги? Эти вопросы занимали её куда больше, нежели сообщение Луи о том, что он на весь день уезжает охотиться. Луи такое молчаливое согласие вполне устраивало и он в сопровождении двух егерей, нескольких крестьян, вызвавшихся быть загонщиками, и одного из пажей на рассвете выехал за ворота замка.

Но почему-то именно в тот день назойливое предчувствие беды тупой иголкой кололось в её сердце, словно над Сомюром распласталось пока ещё зыбкое, туманное крыло грядущего несчастья.

Маргарита Валуа была не из тех, кто бросает слова на ветер. Бюсси глубоко оскорбил её своей изменой, столь явной и безумной. И сразу стала понятна заносчивость Регины де Ренель, её снисходительный тон и насмешливые взгляды. Однажды Марго уже предупредила её, что не стоит так зарываться, но графине, видимо, нравилось играть с огнём. Под крылышком Гизов она слишком уж уютно себя чувствовала, слишком безнаказанно вела себя. Маргарита вернулась в Гасконь, чтобы Гизы не пронюхали о её намерениях, и для начала отправила надёжных людей в Бордо, разведать, не живёт ли в замке графа де Лоржа некая молодая особа. Графиня де Ренель обладала, на свою беду, слишком яркой внешностью, чтобы остаться незамеченной где бы то ни было. Как и следовало ожидать, никого даже отдалённо похожего на Регину, в окружении Филиппа не было. Удостоверившись в этом, Маргарита тут же наладила дружеские отношения с одной из фрейлин королевы-матери Франсуазой де Шамбе. Насколько было известно молодой королеве, Франсуаза тоже не питала нежных чувств к семейству Клермонов и тоже имела кое-какие счёты к Регине. За неделю, проведённую Франсуазой при дворе короля Наваррского, женщины пришли к полному согласию в вопросе справедливой мести своим обидчикам. Любвеобильность Луи и гордыня Регины оказались тем самым ветром, породившим бурю. Кроме того, у самого графа де Шамбе был замок неподалеку от Сомюра, и Франсуаза могла, не привлекая лишнего внимания, разведать, что же на самом деле творится во владениях Бюсси, что так держит его на берегах Луары.

Вскоре из замка Шамбе пришло известие. Подозрения Маргариты подтвердились — губернатор Анжу открыто жил в Сомюре со своей якобы невестой, по описанию невероятно похожей на исчезнувшую графиню де Ренель. Невесту эту звали Анной-Региной(!) де Лаварден и она уже находилась в интересном положении.

— Вот это да! — воскликнула Марго, прочитав донесение, — Оказывается, в Анжу начали воскресать утопленницы! Вот уж не знала, что покойная баронесса Лаварден доплыла из Сены к берегам Луары и любовь Бюсси вернула её с того света! Просто чудеса творятся в Сомюре, если верить слухам. Анна-Регина! Нет, ну какова наглость! Ещё и присвоила себе имя этой бедной кузины Филиппа! Теперь-то мне понятна вся эта история с визитом к Рене двух ведьм Монпасье и нашей графинюшки… Ха, а моя-то матушка была уверена, что они её собрались отравить. Яснее ясного, что Регина отравила соперницу, а чтобы сбросить концы в воду, она в эту самую воду столкнула Анну. Филипп, видимо, совсем голову от любви потерял, что закрыл на всё на это глаза. Что ж, пора воздать ей по заслугам.

На следующий же день Марго отправила письмо в Париж, к которому приложила донесение Франсуазы, со своими догадками и соображениями. По всему выходило, что графине де Ренель смело можно было предъявлять обвинения в кровосмешении и убийстве. Второе письмо, содержащее подробные указания к действию, гонец повёз в замок Монсоро к Франсуазе де Шамб.

Октябрь выдался сухой, тёплый, ветреный, словно природа просила прощения у людей за гнилое, душное лето, принёсшее болезни и неурожай. Воздух был свежий, чистый, будто прозрачный. Небо, с которого утренние ветра, казалось, сдували пыль и хмарь, поражало звенящей густой синевой, не имеющей дна.

Бюсси стрелой летел вдоль кромки леса, пестреющего то летней зеленью, то осенним золотом, не слыша и не видя ничего, кроме удаляющейся серой тени. Словно захваченный азартом всадника, Шарбон стелился над землёй, обгоняя ветер. Комья земли вместе с редкими колосьями и клочками травы летели из-под копыт, охота осталась далеко позади, в лесной чаще. Звук рогов, лай собак и звонкий голос пажа становились всё глуше. Во всём мире не было ничего, кроме этой погони. Вожделенная добыча то приближалась, то отрывалась так далеко, что становилась неясным силуэтом вдалеке.

Только Луи напрасно доверился любимцу Регины. Этот конь и так всегда был с норовом, а тут, видимо, чувствуя, как изменилось отношение Бюсси к его хозяйке, решил устроить маленькую пакость седоку. И вот эта хитрая бестия в тот самый миг, когда волк уже начал припадать на одну лапу, остановился на скаку, да так резко, что Бюсси чудом не перелетел через его голову. Графу понадобилось всё его умение, чтобы удержаться в седле. От неожиданности он не сразу понял, что произошло, а когда попытался найти взглядом волка, понял, что добыча ускользнула, растворившись в густом подлеске.

— Упрямая скотина! — с досады Луи стегнул плеткой жеребца.

Шарбон, не привыкший к подобному непочтительному обращению, взбрыкнул и гневно захрапел.

— Мне следовало ожидать подвоха! Не зря тебя выбирал проклятый Гиз! Если бы ты не принадлежал Регине и не стоил бешеных денег, я бы тебя уморил, клянусь подолом Марии Египетской!

Конь тяжело поводил боками и мелко дрожал — в бешеной скачке он честно выкладывался до предела, но Луи уже понял, что от этого скакуна можно было ожидать чего угодно. Он бы не удивился, если бы Шарбон сейчас заговорил человеческим голосом и высказал много интересного из того, что думал сейчас о графе — а Бюсси был уверен, что этот конь на самом деле ДУМАЛ. Поистине, его сестрица обладала редким даром собирать вокруг себя всякую чертовщину — от герцогини де Монпасье до проклятого мастиффа, который взял себе в привычку заваливаться ночью в их постель, нагло влезая между ним и Региной. Та, естественно, хохотала — ей всё забава! — а Луи вынужден был полночи ворочаться, отвоёвывая у нахальной псины место в собственной кровати.