Хизер Гротхаус - Бесстрашная охотница

– Ты хорошо заботилась о своих подопечных, Левенах, и я молюсь, чтобы ты успешно справилась и с этим делом. – Он указал перстом на Олдера, затем окинул взглядом площадку перед постоялым двором, где повсюду лежали раненые и мертвецы. – Как только я уеду, лимнийцы вернутся в свои дома. Они не будут ничего помнить о том, что происходило здесь этой ночью, и они решат, что погибших соплеменников унесла болезнь. Если я не вернусь, чтобы забрать тебя в ад, ты будешь и дальше исполнять свой долг, защищая лимнийцев от тех, кого оставил после себя Ласло. Ты понимаешь?

– Да, конечно… – выдохнула Беатрикс.

– Да будет так, – сказал Михаил.

Едва лишь слова эти слетели с его губ, как поднялся могучий ветер, пронесшийся по поляне, и Беатрикс вдруг увидела огромные крылья за спиной у архангела. И тотчас же кони громко заржали, а Михаил, окинув взглядом свое войско, зычным голосом закричал:

– А теперь на Охоту!

Порывом ветра и Беатрикс, и Олдера повалило наземь, когда всадники с оглушающим ревом взмыли в воздух. Через несколько мгновений они исчезли за верхушками черного леса, и на поляну тотчас же опустилась кромешная мгла – давно погасли и факелы лесного народа, и колдовские огни, что зажгла Беатрикс.

Через некоторое время лимнийцы зашевелились, но люди не обращали внимания ни на Олдера, ни на Беатрикс; двигаясь как лунатики, они поднимали с земли тела мертвых и раненых и уносили их с собой в лес. Вскоре все они исчезли за деревьями и побрели по лесной тропинке в свои убогие жилища.

Теперь, когда они остались вдвоем, Беатрикс поднялась на ноги и осмелилась посмотреть на Олдера. И тотчас обнаружила, что он смотрит на нее с едва скрываемой яростью. Он даже не пытался скрывать клыки, когда заговорил:

– Ты погубила нас обоих.

– Нет! – решительно возразила Беатрикс.

Шагнув к Олдеру, она с улыбкой протянула ему руку, чтобы помочь подняться. Но он не принял ее руку и сам поднялся с земли. Какое-то время он молча смотрел на нее, затем отвернулся и, понурившись, пошел к дому.

Не случится ли так, подумала Беатрикс, что, когда все кончится, он оставит ее навсегда?

Олдер стоял посреди кухни постоялого двора «Белый волк». Он, вампир, прекрасно видел в темноте. И он ждал, когда сюда придет Левенах. Он знал, что она, глупая, непременно придет сейчас к нему.

Глупая женщина. Упрямая, глупая и…

«Я люблю его», – сказала она архангелу Михаилу. Самому могущественному и самому грозному из всех вершителей Божьего суда она сказала, что любит вампира, что любит его, Олдера. Беатрикс Левенах, колдунья Лимнийского леса, не побоялась защищать перед архангелом Олдера де Уайта, вампира, и за него, за вампира, она отдала свою жизнь и свою душу.

Олдер крепко зажмурился и тяжело вздохнул; его переполняли тревога и страх. И еще он чувствовал болезненное теснение в груди ив горле – таких ощущений он уже давно не испытывал, более ста лет.

Почувствовав, что по щекам его покатились слезы, он снова вздохнул. Что же делать, что делать? Ведь он не мог обречь ее на проклятие… Стоило ему взять у нее крови ровно столько, сколько требовалось, чтобы вернуть себе свою истерзанную душу, как Беатрикс из Охотницы, преследовательницы, превратится в преследуемую, и черная жажда станет терзать ее вечно, до тех самых пор, пока кто-нибудь не воткнет кол в ее сердце. В ее чистое, волшебное сердце, в котором сейчас она хранила любовь к нечестивому созданию, вампиру Олдеру.

И, как бы ни желал того живший в нем трус, Олдер не мог так просто уйти, не мог покинуть этот постоялый двор… покинуть Беатрикс Левенах. Но архангел говорил правду, и он непременно заставит Беатрикс ответить за свои слова. Он снова здесь появится, если она не вернет ему, Олдеру, его душу. Он столько раз за последние сто лет был свидетелем того, как Михаил чинил расправу над грешниками, что даже думать себе запрещал о том, что может случиться с Беатрикс. Чтобы наказать ее, у архангела имелись сотни способов, один мучительнее другого. Возможно, Михаил даже возьмет Беатрикс в свою свору, как когда-то его, Олдера, и сделает ее рабыней. Но, как бы то ни было, одно лишь он знал точно: и если Беатрикс превратится в вампира, и если останется невредимой, в любом случае Михаил и его Дикая Охота разыщут ее, непременно разыщут.

Существовал лишь один способ спасти ее душу и не позволить Михаилу превратить ее в рабыню Охоты, и, следовательно, у него, Олдера оставалось всего несколько часов, чтобы провести их с единственной женщиной, которую он любил. С единственной любовью в своей жизни. Несколько коротких часов из ста тридцати лет. Несколько часов, которые стоят того, чтобы провести вечность в аду.

Он открыл глаза, услышав ее шаги. Когда она переступила порог, он повернулся к ней.

Даже после его резкой отповеди Беатрикс без колебаний пришла к нему, и Олдер нежно обнял ее.

– Я люблю тебя, Беатрикс Левенах. Я не знаю, как такое возможно, но я люблю тебя.

Левенах на мгновение замерла в его объятиях. Потом тоже его обняла.

– И я тебя люблю. Именно поэтому ты должен мне доверять, Олдер. Доверься мне.

Олдер промолчал, и тогда она запрокинула голову, словно подставляя ему губы для поцелуя. Но он отвернулся и пробормотал:

– Я не могу осквернить твои губы своими губами. Я весь в крови Ласло.

– Вот и хорошо, – ответила она как ни в чем не бывало. – Тогда сейчас мы пойдем вниз и отмоем тебя.

Она сказала это так, словно, он, Олдер, испачкался, работая в поле, проводя день за праведными трудами. Словно он не замарал себя перед лицом Господа гнуснейшим из зол. Словно самая обычная вода могла смыть его грехи.

Она взяла его за руку и повела к люку, ведущему в подвал. Олдер со вздохом спускался, и каждый шаг приближал его к тому мгновению, когда он убьет Беатрикс Левенах.

Ужасно волнуясь, Беатрикс вела Олдера в подземелье уже во второй раз. Свечи все так же горели в углах, но пламя их теперь было совсем иным – они горели гораздо ярче, пылали и искрились, заливая все вокруг волшебным серебристым сиянием. И здесь уже не пахло подвальной сыростью; этот запах сменился ароматом лесных трав, а пламя свечей чуть подрагивало, колеблемое теплым ласковым ветерком.

Беатрикс вновь подвела Олдера к кровати, на сей раз ей предстояло залечить более страшную рану, чем та, что он получил по время пожара. Олдер сел на кровать, не произнося ни слова. Длинные белые волосы упали ему на лицо, а плечи поникли, словно на них вдруг навалилась вся тяжесть прожитых им долгих, очень долгих лет. Беатрикс прикоснулась ладонью к его лбу, и сердце ее сжалось от боли; она знала, она чувствовала, какую борьбу с самим собой он сейчас вел.

– Олдер, доверься мне, – прошептала она вновь.