Данелла Хармон - Дикарь

Он последовал за парнишкой, стукнул его по голове и забрал седельную сумку, в которой лежало письмо.

— Почему же, черт возьми, он не принес его нам сразу?

— В сумке была еще фляга с джином.

— Пропади все пропадом!

Вудфорд, опасливо оглянулся через плечо, наклонился к Спеллингу и тихо спросил:

— Что будем делать, Джон?

Спеллинг поднес обличительную записку к пламени свечи и наблюдал, как бумага, скручиваясь в огне, обращается в пепел.

— Разве не ясно? — Он стряхнул с пальцев пепел. — Лорд Гарет слишком много знает. С ним надо покончить, пока он не рассказал обо всем Блэкхиту. Ведь если это случится, мне конец.

Вудфорд поднялся.

— Ладно. Я займусь им прямо сейчас. Вы, кажется, сказали, что он отправился в город за лордом Брукгемптоном? Я его подстерегу, когда он будет возвращаться через луга, всажу ему нож в спину и сброшу тело в Темзу…

— Нет, нет, так дело не пойдет. Я вложил слишком много денег в де Монфора и не хочу их потерять, выбросив его в реку. — Он поднялся, налил себе еще стаканчик, отхлебнул, прополоскал рот и проглотил обжигающую жидкость. Потом обернулся к Вудфорду:

— Нет, Вудфорд, я уже заработал на нем целую кучу денег, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что мы с тобой заработаем на нем сегодня вечером.

— Как вы собираетесь это сделать? Он нас подозревает. Он будет ждать, что мы одурманим наркотиком шотландца, чтобы снова обеспечить ему победу, а потом ему останется только разоблачить нас перед всеми собравшимися…

— Не будь таким простофилей, Вудфорд, я не собираюсь давать наркотик шотландцу. Не для того я поставил все свои деньги на Мясника, чтобы допустить его поражение.

Вудфорд озадаченно поднял косматые брови.

— Лорд Гарет — англичанин, — продолжал Снеллинг, — и я могу с уверенностью сказать, что каждый англичанин, присутствующий на этом матче, будет ставить на него, как бы ни был страшен огромный шотландец. Пусть даже будет ясно, что он сделает из Дикаря отбивную к концу первого раунда. Англичанин сделает это из чувства патриотизма.

Вудфорд внимательно слушал его, потирая подбородок.

— Все будут ставить на лорда Гарета, — сказал Спеллинг, и глаза его заблестели. — Но мои деньги, все до последнего пенса — поставлены на шотландца. И знаешь почему? А потому, что лорд Гарет потерпит поражение.

Вудфорд покачал головой:

— Послушай, Джон, неужели, по-твоему, он настолько глуп, что станет пить что-то перед началом поединка?

Особенно если ты ему предложишь…

— Мне не придется ничего ему предлагать, Вудфорд.

Ты видел когда-нибудь, как дерется шотландец? У Лорда Гарета нет ни малейшего шанса победить его. Он хорошо дерется, но не настолько хорошо, чтобы справиться с этим противником. — Спеллинг встал. Лицо его пылало ненавистью и гневом. — Нет, Вудфорд, на этот раз его противник не будет находиться под воздействием наркотика.

На этот раз из нашего Дикаря вышибут дух. Видишь ли, Вудфорд, на карту поставлено не только мое состояние, но и Суонторп. Мне пришлось пойти на это, лишь бы заставить лорда Гарета участвовать в матче. Если он выиграет, поместье перейдет к нему, значит, он должен проиграть, ты меня понимаешь? — Спеллинг стукнул кулаком по столу. — Он должен потерпеть поражение! А чтобы он никогда не открыл рот и не рассказал о том, что ему известно, мы предложим шотландцу кругленькую сумму за выполнение кое-какой особой просьбы…

— А именно?

— Не просто нокаутировать лорда Гарета, а убить его.

Такого столпотворения в Абингдоне не бывало с прошлогодней осенней ярмарки в Михайлов день [15]. Все дороги, ведущие в город, были забиты толпами народа. Шли пешком, ехали верхом, сидя в роскошных экипажах или крестьянских телегах. Из окон домов свешивались красно-белые флаги с крестом Святого Георгия [16], такие же флаги украшали витрины магазинов. Люди приветствовали Гарета громкими криками, когда он и Перри в окружении всей компании шалопаев проходили по Бридж-стрит. Следом шли Спеллинг, Вудфорд и Энпос Кэмпбелл по прозвищу Мясник. Патриотические настроения толпы перехлестывали через край. Гарет и думать не хотел о том, что может не оправдать столь пылкого поклонения. Его мысли были заняты сценой, разыгравшейся не более двадцати минут назад, когда он, готовый к матчу, спустился вниз и обнаружил, что заплаканная Джульет укладывает свой дорожный сундучок.

Ему казалось, что это происходит не с ним. Она не могла бросить его, когда между ними все было так хорошо, когда она только что сказала, что любит его, когда он, рискуя всем — здоровьем, репутацией и даже жизнью, — вознамерился вернуть фамильное поместье Суонторп, чтобы обеспечить дом для двоих людей, которых любил больше всего на свете. Ты нужна мне, Джульет.

Ради Бога, образумься, верь в меня и, пожалуйста, будь дома, когда я вернусь после матча.

Он боялся потерять свою жену.

Свою дорогую Джульет, которую любил больше жизни.

— Клянусь, Гарет, — крикнул ему на ухо Одлет, стараясь перекрыть шум, — ни одна из твоих экстравагантных выходок не может сравниться с тем, что ты затеял сейчас. Тут потребуется настоящее удальство.

— Я бы не назвал это «выходкой», — ответил Гарет, едва успев уклониться от букета алых роз, брошенного откуда-то сверху. Взглянув вверх, он заметил несколько хорошеньких девушек, которые, выглядывая из окна, неистово махали ему руками и посылали воздушные поцелуи. Он поднял с мостовой розы, пока их не затоптали, и, выбрав одну, с улыбкой бросил букет назад девушкам, которые восторженно завизжали.

— Если Перри будет твоим секундантом, — прокричал ему на ухо Кокем, — то кто будет держать твою бутылку с элем, Гарет?

Гарет искоса взглянул на Спеллинга, который шел в нескольких шагах от него.

— Не имеет значения, кто будет держать мою бутылку с элем, лишь бы он не спускал с нее глаз. Кстати, у кого она сейчас?

— У меня, — сказал Чилкот, подъезжая к нему.

— Ладно. Только не спускай с нее глаз, понял?

Чилкот с дурацкой ухмылкой на лице отсалютовал ему:

— Слушаюсь, сэр!

— Перестань, черт бы тебя побрал, — пробормотал Гарет, подумав, что, наверное, было бы разумнее поручить это Кокему.

Они с трудом прокладывали путь по Бридж-стрит. Из ©кон верхних этажей на их головы дождем сыпались разноцветные лепестки роз — красные, розовые, белые, кремовые, а крики Спеллинга «Посторонись!» и «Дай дорогу!» тонули в общем оживленном шуме. Впереди уже виднелось здание ратуши. Улицы, выходящие на площадь, были забиты толпами людей. Увидев это людское море, Гарет впервые ощутил нервную дрожь. Но ему ли бояться внимания толпы? Он должен бы к этому привыкнуть.

Сколько раз в своей жизни он оказывался в центре всеобщего внимания, начиная с того случая в гостях у леди Брукгемптон, когда он сделал вид, что утонул в пруду, и кончая недавним случаем, когда все население Рэйвенскома высыпало из домов, чтобы посмотреть, как он на спор перепрыгивает на своем Крестоносце через живую пирамиду. Он вспомнил и о других своих разудалых выходках и, успокаивая себя, решил, что и сейчас произойдет нечто подобное. Нет, он не боялся внимания толпы. Ему было не по себе совсем не от этого.