Пьер Мариво - Жизнь Марианны, или Приключения графини де ***

— Вы забыли, что Брюнон здесь,— сказала она и стала сама раздевать мою тетушку.

— Поступайте, как хотите, дочь моя,— сказала ей тетушка, боясь, что отказ ее может быть истолкован как остаток прежней неприязни. Затем она отослала нас всех к больному, а с ней осталась одна служанка.

Тетушка думала, что будет отдыхать не больше двух или трех часов, а затем вернется к сыну, но ей не суждено было снова его увидеть.

Как только она легла, ее обычное недомогание так усилилось, что она не в состоянии была встать с постели, а в десять часов вечера сын ее скончался.

Тетушка догадалась о его смерти по шуму на лестнице — мы с госпожой Дорфренвиль то поднимались, то спускались,— а также по тому, что госпожа Дюрсан-младшая и ее сын больше не появились наверху.

— Ко мне не заходят ни молодой Дюрсан, ни его мать,— сказала она мне, когда прошло уже не меньше четверти часа после смерти ее сына.— Не скрывай от меня ничего. У меня больше нет сына?

Я ничего не ответила, только заплакала.

— Все в руках господа,— продолжала она, не пролив ни единой слезы; ее спокойствие испугало меня, оно показалось мне зловещим; и действительно, то был признак оцепенения, охватившего ее от избытка горя.

Я не ошиблась. Тетушке с каждым днем становилось хуже и хуже; не было никакой возможности вывести ее из меланхолии. У нее началась лихорадка, не оставлявшая ее до конца.

Не буду вам описывать горе госпожи Дюрсан и ее сына. Вдова вызывала во мне жалость, так она была убита. Завещание, по которому ее муж был лишен права наследования, все еще оставалось в силе; вероятно, она боялась, что свекровь умрет, так и не исправив его; если бы это случилось, то не по моей вине, я несколько раз напоминала об этом тетушке, но она откладывала со дня на день.

Госпожа Дорфренвиль, прожившая у нас несколько дней, тоже говорила с больной о завещании; утром в день ее отъезда мы в последний раз начали этот разговор.

— Принеси мне, племянница, ключик,— велела тетушка,— который спрятан там-то; отопри этот шкаф и принеси запечатанный пакет, он лежит сверху.

Я сделала все, как она сказала, и принесла ей пакет.

— А теперь оставьте меня на полчаса,— сказала она нам; мы удалились.

Все это произошло между нами тремя; госпожи Дюрсан и ее сына при этом не было; но тетушка послала за ними когда мы с госпожой Дорфренвиль вернулись.

Она, видно, только что кончила писать, на постели была еще чернильница и бумага. В руке она держала пакет, который я ей принесла.

— Вот,— сказала она госпоже Дюрсан,— завещание в пользу моей племянницы; это распоряжение я думала уничтожить, когда появился мой сын; племянница уже четыре дня торопит меня переделать его, и я нарочно вручаю вам прежнее, чтобы вы видели, что я ей оставляла все свое состояние.

Сказав это, она протянула завещание госпоже Дюрсан. Второй, запечатанный пакет она отдала госпоже Дорфренвиль.

— Вот второе завещание — его я вручаю госпоже Дорфренвиль, хотя не сомневаюсь, что вы по доброй воле исполните все упомянутые в нем пункты,— продолжала она, обращаясь к госпоже Дюрсан,— я все же считаю нужным подтвердить их еще раз устно, чтобы вы знали, что пожелания эти исходят из моего сердца и продиктованы моим нежным расположением, и вы ничем так не выкажете мне своей благодарности и так не почтите моей памяти, как точным исполнением выраженной здесь воли. Этот пакет я отдаю в руки госпожи Дорфренвиль; помните, что я люблю вас, что мне приятно даровать вам благополучие и что добрым моим отношением к вам вы обязаны моей племяннице.

Она смолкла, потом сказала, что хочет отдохнуть; госпожа Дорфренвиль поцеловала ее и уехала в одиннадцать часов. Шесть дней спустя моей тетушки не стало.

Вы легко поймете, как велико было мое горе. Госпожа Дюрсан старалась, как могла, утешить меня, но я плохо понимала успокоительные слова; хотя госпожа Дюрсан и сама была огорчена, но не в такой степени, казалось мне, как бы следовало. Ее слезы не были горькими; слишком легко они лились, и поэтому она не могла меня успокоить, несмотря на все старания.

Ее сыну это удавалось лучше, его печаль была более искренна. Отца он жалел всем сердцем, а о бабушке говорил с нежной благодарностью, не радуясь, подобно своей матери, их будущему благосостоянию.

И потом, я видела что он от души сочувствует моему горю. В этом я не сомневалась, и поэтому, может быть, он и в остальном был мне ближе.

Как бы то ни было, через два дня после похорон в замок приехала госпожа Дорфренвиль с запечатанным пакетом, переданным ей моей тетушкой; пакет был вскрыт в присутствии свидетелей, с соблюдением всех положенных формальностей.

Моя тетушка восстанавливала внука во всех правах наследования, утраченных его отцом после женитьбы; но она признавала его полностью своим наследником только при одном условии: что он на мне женится; в случае же, если он женится на другой или же я откажусь от брака с ним, он обязан выделить мне третью часть завещанного ею имущества, в чем бы оно ни состояло.

Кроме того, вопрос о нашем браке должен быть решен в течение года после вскрытия завещания, а до этого времени мне должны выплачивать пенсию в размере тысячи экю вплоть до нашего бракосочетания или до моего вступления в права наследования одной трети имущества.

— Все эти оговорки ни к чему,— с живостью заметил Дюрсан-сын, когда читали этот пункт,— мы будем во всем заодно с моей кузиной.

Я опустила глаза и покраснела от смущения и удовольствия, но ничего не сказала; признаюсь, отказаться от брака с ним и получить треть имущества — такая перспектива совсем меня не радовала.

— Не торопитесь, сын мой; пусть сначала закончат чтение,— довольно резко оборвала его госпожа Дюрсан, что было отмечено и мною, и госпожой Дорфренвиль.

— Мне было бы стыдно промолчать,— сказал он мягко.

Чтение продолжалось.

Резкий тон госпожи Дюрсан объяснялся, вероятно, тем, что у меня не было никакого состояния, и хотя наследство ее сына уменьшалось на целую треть, если он отказывался от брака со мной, она считала, что он может сделать более выгодную партию и даже найти жену среди высшей знати.

Во всяком случае, встретившись через несколько дней с госпожой Дорфренвиль, она не утерпела и сказала ей, что я имею все основания оплакивать тетушку, которая была так щедра ко мне.

— Что вы хотите сказать словом «щедра»? — спросила, возмутившись, госпожа Дорфренвиль.— Вам бы следовало знать, что, будь на то воля мадемуазель Тервир, она могла бы получить от своей тетушки гораздо больше! Не забудьте, что вы бы вообще ничего не получили, если бы не бескорыстие и находчивость этой барышни. Не считайте ее бесприданницей, сударыня; женившись на ней, ваш сын женится на наследнице всего состояния, какое он имеет. Он и сам так думает, а если бы вы думали иначе, это было бы неблагодарностью, на которую вы, надеюсь, не способны.