Анна Годберзен - Слухи

Маленькая комната купалась в теплом свете лампы, которая освещала книжные полки и медвежью шкуру перед не растопленным камином. Рядом с камином, в старом кресле, сидела Диана с распущенными кудрявыми волосами, сосредоточенно глядя в книгу. Вероятно, она решила, что дверь открыла ее горничная, поэтому не сразу оторвалась от страницы. Ее глаза продолжали бегать по строчкам, будто ничего в мире не было важнее романа, который она читала. Дочитав до конца абзаца, она положила книгу на колени и подняла глаза. Осознав, что это не горничная, она открыла рот, словно собираясь закричать. Генри в мгновение ока очутился рядом и прикрыл ей рот рукой.

— Не надо, — мягко произнес он.

Ее глаза округлились, но, должно быть, Диану успокоил его тон. Однако ее карие глаза смотрели с удивлением и опаской. Наконец Диана сказала так же спокойно, как Генри:

— Ума не приложу, что это вы тут делаете.

— Я здесь нахожусь.

Блаженная улыбка Генри показывала, как он рад этому факту.

— Я вижу.

— Ди.

Опустившись на одно колено, он хотел взять ее за руку, но Диана оказалась проворнее и отдернула ее.

— Наша последняя встреча не располагает к дружелюбию, мистер Скунмейкер. Если вы действительно полагаете, что можете соблазнить меня в любую темную ночь, когда вам заблагорассудится, то вы заблуждаетесь.

Генри смутился, видя перед собой новую, холодную Диану. Он попытался призвать на помощь свой огромный опыт — быть может, он уже сталкивался с подобной ситуацией? Но с ним никогда прежде не было ничего подобного. Он несколько раз открывал рот, но был не в силах ничего произнести. Тогда он решил попытаться снова взять ее за руку, и, наконец, Диана это ему позволила, хотя и весьма неохотно. И тогда Генри вновь обрел дар речи.

— Элизабет жива, — сказал он.

Диана закрыла книгу, лежавшую у нее на коленях, и выпрямилась. Она не отнимала у него свою руку — хороший знак, которому он до нелепости обрадовался, но продолжала пристально на него смотреть. Наконец она прошептала более сердечным тоном:

— Я знаю.

— Знаете? — Генри был поражен. — Но в то утро, после того, как вы пришли в оранжерею… Я видел Элизабет… Я думал, что она… возможно, не захотела жить…

— Нет, — осторожно прервала его Диана. — Она жива. И очень счастлива, как я думаю.

— Так, значит, все в порядке, разве вы не понимаете? Я имею в виду, что, если она жива, если она в любом случае не хотела выйти за меня замуж, и это была колоссальная ошибка — тогда мы с вами можем быть вместе. Вы и я можем…

Голос его замер. Он почувствовал, что колено у него болит, и уселся на пол у ног Дианы.

— Вам бы следовало давно сказать мне об этом.

Румянец вернулся на щеки Дианы, но она все еще с осторожностью поглядывала на Генри. Было что-то пронзительное в этом зрелище: Диана в этой маленькой комнате с желтовато-розовыми обоями и книгами, в комнате, где она жила еще маленькой девочкой.

— Это секрет. Я обещала Элизабет. Если бы кто-нибудь узнал… — Внезапно она отняла у него руку и запахнула кружевной воротник белого пеньюара. — Как вы узнали?

— Мне сказала Пенелопа. Сказала мне час назад. Моя мачеха устроила званый обед…

— Что между вами и Пенелопой?

Диана встала и отошла от Генри к узкой кровати, передняя спинка которой была обита бледно-розовым шелком. Генри не приходило в голову, что Диана может ревновать его к Пенелопе. Но чувство легкости и ликования не покидало его. Он стоял, сунув руки в карманы пальто и глядя в глаза Диане серьезным, нежным взглядом.

— Между мной и Пенелопой нет ничего, — заявил он.

— Ничего? — прошептала Диана с горечью — Как я могу в это поверить? Я, знаете ли, не слепая. Я вижу, как она на вас смотрит. И я знаю, какой вы.

— То, как она на меня смотрит, абсолютно ничего не говорит о моих чувствах к ней, которые таковы, как я вам уже сказал. Разве я не был с вами всегда честен? — продолжал он более мягким тоном. — Ведь я сам рассказал о том, что было у нас с Пенелопой, так с какой стати мне теперь лгать?

— Потому что вы ловелас, как я полагаю.

На лице Дианы читалось возмущение, но грудь ее бурно вздымалась. Генри видел, что ее раздирают противоречия, и она сама не знает, чему верить. Глядя на нее прямо и искренне, он подошел и, взяв ее лицо в руки, поцеловал в раскрытые губы. Поцелуй был продолжительный, и, когда он закончился, она прошептала:

— Вы не ловелас.

— Совершенно верно. — Генри начал играть ее локоном. — Твоя сестра жива, Ди, а это значит, что нет ни трагедии, ни предательства. Если мы захотим, то можем…

Его прервал звук дверного звонка, донесшийся снизу, — слабый, но отчетливый. Он повторялся снова и снова в тишине дома. Диана обвела взглядом комнату, затем посмотрела в глаза Генри. Ее взгляд выразил тревогу, и, когда звонок прозвучал в третий раз, она сказала:

— Может быть, это Элизабет?

— Элизабет?

Это показалось Генри маловероятным — правда, теперь он был готов поверить чему угодно.

— Разве она не открыла бы дверь сама? Ведь я именно так вошел, а я даже не родственник…

Любая другая девушка, боясь, что ее застигнут с мужчиной, с которым она не помолвлена и не обручена, стала бы в отчаянии заламывать руки. Но только не Диана. Закусив губу, она взяла Генри за руку и повела к двери. Осторожно открыв дверь, тихонько вышла вместе с ним из комнаты. Она остановилась на верхней площадке лестницы, всматриваясь вниз.

В холле зажегся свет, и женский голос, который Генри не узнал, сказал:

— Мистер Кэрнз, мы так давно вас не видели. Что привело вас сюда, да еще так поздно ночью?

Диана взглянула на Генри, прошептав: «Тетя Эдит».

— Простите меня за нарушение приличий, мисс Холланд. Я только что прибыл из Бостона. Конечно, я явился бы к вам в более подходящее время, если бы так не испортилась погода. Я собирался нанести вам визит с тех пор, как узнал о несчастье с мисс Элизабет, но меня удерживали дела. Недавно я услышал о тяжелом положении вашей семьи, и я…

— Мистер Кэрнз, пожалуйста, нет никакой нужды в объяснениях. Я распоряжусь, чтобы горничная постелила вам постель. А пока что пойдемте в гостиную. Миссис Холланд больна — слишком больна, чтобы принять вас. Но я схожу за мисс Ди и… — продолжала Эдит.

При упоминании своего имени Диана вздрогнула. Она придвинулась к Генри, он с трудом удерживался, чтобы не прижать ее к себе.

— Тебе нужно идти, — прошептала Диана.

— Я знаю. Я скоро вернусь. Я буду возвращаться каждый день в надежде застать тебя одну.

— Хорошо. — Она с несчастным видом указала на свою комнату: — Шпалера…

Генри уже имел дело со шпалерой и плющом, карабкаясь в спальню Дианы, и тогда дело кончилось синяками и царапинами, так что дату венчания пришлось перенести.